Глава
14. ЛУНА ТАРО
Нэнси оказалась одна. Туман вокруг нее стал тоньше, а за ним распростерлась
темнота. Она помнила внезапную острую боль, когда руки Генри отпустили ее; потом
она полностью сосредоточилась на своей задаче. Необходимо положить конец этому
разгулу стихий, спасти всех, кому они угрожают. Краем сознания Нэнси отметила,
что уже некоторое время не слышит шума бури. Грандиозность задачи нисколько
не тяготила ее; на сердце было легко. Вместе с мистерией Таро в ее жизнь вошло
новое чувство радостного изумления. В образах Таро чудесного оказалось не больше,
чем в обычных, давным-давно знакомых людях. Просто трепетание золотого света,
озарявшего теперь для Нэнси весь мир, сделало его иным. То, что она успела узнать
до этого, может быть, и не стало понятнее, но заняло свое место, и каждый образ
казался прекрасным и святым. Все они были "гонцами земли и вод", и она тоже,
каждый обрел свое место в танце и теперь был счастлив, хотя сам танец все еще
немножко пугал ее. Нэнси по-прежнему многого не понимала, но знала определенно:
все это - часть таинства Любви, а потому - безопасно.
Она делала то, что должна была делать, а добьется она результата или нет - неважно.
Вообще ничто не важно, кроме того, чем она занята сейчас. Только в этом моменте
она может жить в полную силу и в полном соответствии с законами танца. Танец
Таро - это танец ее крови, души, воспарений духа, которые, наверное, так хорошо
знает тетя Сибил. Нэнси, конечно, пока не достигла таких высот, может быть,
и никогда не достигнет, но теперь она знала об их существовании, могла откликнуться
на них. Отец, Генри, Ральф, она сама - все исполняли свои партии. Последние
пряди золотого тумана растаяли, и Нэнси с радостным трепетом вступила в темную,
тишину, поджидавшую ее.
На самом краю она помедлила. Глаза ожидали увидеть стол с фигурками, но ничего
подобного перед ней не было. Вокруг простиралась прохладная бархатная ночь.
Она посмотрела вниз: в руках не было карт, хотя кисти все еще оставались чуть
приподнятыми, словно продолжали сжимать листы. Пальцы слегка подрагивали. Так
бывает при невралгии, впрочем, не совсем так, вернее, совсем не так. Разве что
бывает невралгия от счастья, когда каждый нерв шлет в мозг весть о трепетной
радости и силе. Еще самую малость - и радость сменится болезненным спазмом,
но он все не наступает, а восторг все длится и становится только острее от сознания,
что еще одна капелька радости может все обрушить.
Нэнси была совершенно уверена, что сила, звеневшая сейчас в каждом ее нерве,
говорит о том, что с ней все в порядке и она делает то, что должна делать. Радость
стала некоей материальной субстанцией; Нэнси получала ее от земли, с которой
в этот миг осознавала полное родство.
Она удивленно разглядывала свои притихшие руки. Они бывали так заняты в мире,
все время делали что-то. Как много предметов побывало в этих ладонях - спинки
стульев, чашки, теннисные ракетки, руки друзей, птицы, книги, ручки всевозможных
сумок и зонтиков, платья, простыни, дверные ручки, ножи и вилки, бокалы, картины,
туфли словом, все! У каждого предмета был свой смысл, руки придавали ему смысл
новый, творили что-то такое, чего никогда прежде не существовало на свете...
Нет, не совсем так. Руки всегда опережали ее, оказывались в будущем - да они
и лепили ее будущее. С руками Генри они обменивались лаской, красотой и знанием;
с руками отца.., кровь прилила к щекам, ей стало стыдно. Из рук Сибил она совсем
недавно получала силу, делясь собственной слабостью. Ее руки были полны земли,
сотворенной силой карт Таро; они удержали руки Генри, пытаясь остановить неистовые
ветра и воды. Она вытянула руки вперед. Как же предотвратить то несчастье, которое
угрожает всем? Что сделать ее рукам? Что велит мистическая сила, скрытая в них?
Она вспомнила руки старухи, воздетые над головой Сибил; она вспомнила руку священника,
поднятую этим утром для благословения; она вспомнила "Молящие руки" Дюрера,
руки Христа на распятии, и руки Девы Марии, поднимающие Сына, и маленькую благословляющую
ручонку Самого Младенца; она вспомнила руку Императора, простертую над тревогами
мира; руки Жонглера, подбрасывающего шары, и руку Шута, призывающего мертвеца
выйти из могилы в последний час; все это, оказывается, она успела заметить в
танце, пока золотой туман не скрыл танцоров.
Несомненно, такое значение и такая сила человеческих рук заслуживали по меньшей
мере восторженного удивления. Нэнси подумала о неведомом философе, изготовившем
когда-то фигурки Таро; его руки были преисполнены духовного знания; быть может,
они направляли его разум так же, как знание направляло их самих. Что сказал
бы хиромант об этих ладонях? В чем сумел бы разглядеть центры мудрости и силы,
наделившей фигурки и карты характерами стихий, так что другие руки смогли высвободить
из них землю, воду, воздух, огонь и отправить их в мир? Освободить и направить.
Она сильно встряхнула руками, неосознанно силясь обуздать ураган, бушевавший
сейчас над землей; и когда тыльные стороны ладоней тускло засветились перед
ней в темноте, она ощутила на них первые робкие прикосновения снежинок.
Ощущение сырой прохлады заставило ее мгновенно сосредоточиться. Итак, время
пришло. Что-то должно свершиться. Тьма вокруг менялась. Где-то внизу родился
золотистый проблеск; сначала она подумала, что различает золотую столешницу,
но тут же поняла, что ошиблась. Это был уже знакомый золотой туман, вздрагивающий
от вторжения снежных хлопьев. Он поднимался откуда-то снизу. Когда его пелена
приблизилась, Нэнси наконец узнала потайную комнату. Она стояла в темноте между
занавесями, а под ней расстилалось огромное открытое пространство. Холмы укутал
снег, но метель утихала. Перед Нэнси раскинулся обычный зимний пейзаж.
Она видела города и деревни, засыпанные снегом; узнала дом Ли, ощутила суматоху,
царящую в нем, и вдруг увидела, как из дома выросла явно не соответствующая
ему по масштабу зыбкая фигура с огромной дубинкой, из которой непрестанно валил
снег. Фигура быстро росла, потом нависла над ней, и тогда Нэнси протянула руки,
задерживая взмах исполина. Руки ощутили удар как порыв ледяного ветра и онемели,
но уже в следующее мгновение жизнь вернулась к ним, а призрачный великан изменил
направление своего движения, повернулся и неторопливо канул в хаос, из которого
возник. За этой фигурой последовали другие; разбуженные духи стихий рвались
на свободу. Им тесно стало в доме, они пытались выплеснуться в холмы, в мир,
где люди праздновали Рождество и не знали, как близка гибель. Но между ними
и холодной смертью встала тонкая девичья фигурка. Теплые человеческие руки встретили
вторжение и повернули его вспять. Они мягко помавали над бурей; они двигались,
их танцевальный ритм завораживал и подчинял неистовую пляску чудовищных духов.
Из этого противоборства постепенно выстраивалась гармония танца, но равновесие
оставалось слишком зыбким и в любой миг хаос мог затопить вселенную. Башня,
вся сплетенная из яростного клокотания, росла и рушилась под ладонями, простертыми
над ней; она разваливалась, откатывалась назад, но все же пыталась сохранить
прежнюю форму. Так, мало-помалу, магический ураган возвращался к своему истоку.
На холмы Сассекса, на деревни и дороги, на графства и города Англии, на горы
и реки продолжали падать пушистые снежные хлопья. Но это был уже обычный рождественский
снегопад.
Рождественские хоралы звучали как и прежде. Люди не ведали о дарованном спасении
- по крайней мере, о том временном спасении, которое в очередной раз пришло
к ним из рук Матери-Любви. К середине ночи снег прекратился, и на ясном небе
показалась луна. А в одном из домов Сассекса в эту ночь засияла другая луна,
та, что была среди двадцати и одного изображений Старших Арканов. Теперь на
листе пергамента между двумя башнями высоко в небе тоже сияла полная луна. Вечное
строительство и вечное разрушение безумных зиккуратов древнего Вавилона прекратились.
Башни были завершены. И под ними снова, по обе стороны долгой и одинокой дороги,
сидели два зверя - два пса, а может быть, волк и пес, - и выли на луну. Вой
изливал в мир жажду знания и мучительную неспособность отыскать пути к нему.
Звук поднимался навстречу прохладному свету, лившемуся с небес. А внизу, на
той же карте, в таинственных морских глубинах тяжело ворочалось еще одно существо.
Замкнутое в панцирь из раковин, царапая когтями и гремя клешнями, оно пыталось
достичь берега и не могло приблизиться к нему ни на дюйм.
Солнце еще не встало, и Шут, если он и двигался там, то незримый или просто
неразличимый в лунном сиянии, растворенный в нем, ибо лунный свет есть ни что
иное, как отражение света солнечного. Если Таро и вправду заключали в себе все
сущее в мире, тогда и в самом порядке их чередования был смысл. Повествование
карт завершится тогда, когда мистерия Солнца сменит мистерию Луны. Затем протрубят
трубы, созывая на Страшный Суд, раскроются могилы и в последнем таинстве одинокая
фигура, называемая "Миром", завершит радостный танец во вселенной без солнца
и луны. Тогда число Старших Арканов станет полным. Если, конечно, не считать
Шута, потому что его мудрость человечество полагает глупостью, пока не постигнет
ее. Шут правитель всего или ничто; но если он - ничто, значит, человек рожден
мертвым.
Нэнси стояла над миром. Ее протянутые руки ощущали удары, но она лишь смеялась,
видя, как бессильно опускаются дубины, пытавшиеся нанести удар снизу вверх и
не способные пробить маленькие живые щиты, защищавшие от них мир. Она смеялась,
ощущая эти удары, точно так же, как однажды смеялась и подшучивала над Генри,
когда его пальцы щекотали ее ладонь; сама опасность превратилась в радость любви.
От ее смеха, как от блистающего духовного меча, пятились призрачные гиганты;
смех, обоюдоострое оружие, слетал с ее губ, словно с уст некоего мистического
героя Апокалипсиса. Смех и та сила, что всегда хранит мир, вошли в нее и, по-прежнему
смеясь от переполнявшей ее чистой радости, она двинулась вперед. Призрачные
духи рассыпались перед ней и бежали обратно, в хаос; серый снежный вихрь принял
их, и в следующий миг Нэнси снова оказалась в золотом сиянии, она опускалась
в него, шла через него. Золотой туман вихрился, дрожал, уплотнялся, темнел.
Она стояла у золотого стола, только теперь на нем не было фигурок. Нэнси взглянула
через стол и увидела напротив дикое лицо Джоанны, ее стиснутые кулачки и рот,
кривящийся непроизносимыми звуками.
Руки Нэнси обвисли; радость, безраздельно владевшая ей, стремительно покидала
тело; она притихла. Однако еще не все было сделано. Буря обратилась вспять,
но Нэнси не знала, удалось ли усмирить стихию окончательно; усомниться ее заставило
свирепствующее в нескольких футах от нее воплощение урагана.
Джоанна вошла в комнату, когда туман, таившийся в танце или самих фигурках и
вызванный влюбленными, уже заполнил всю комнату. Она вошла в ту брешь, которую
оставила созидающая сила, двигавшая танцорами; ее приняли испарения, флюиды,
порождаемые танцем. Они с Генри мельком видели друг друга; она вошла, он вышел.
Его цель была уничтожена, сознание приняло эту мысль и смирилось с ней. Ее цель,
давно разрушенная, вместе с собой разрушила и само сознание. Вавилон ошеломил
ее; она брела среди образов Таро, разыскивая любовь, которую считала своим правом,
своим владением, своим живым вассалом. Безумная, однако не больше, чем большинство
людей, она искала свой путь лелеять Бога, и для нее путь этот заключался в мечтах
о Горе, о мести и муках. В этой надежде нежность мешалась с жестокостью, предназначение
- с гордостью, власть - с тиранией, материнство - с алчностью. Джоанна рыскала
среди символов вечного танца и в безумии верила, что правит этим танцем мощью
своего божества и возвышается над любой из его составляющих. Они с Генри заметили
друг друга, и она помчалась дальше. Она рвалась к центру комнаты, где туман
завихрялся расширяющимися кругами вокруг пустого основания, и видела ничто.
Ничто - там, где все должно было быть воссоздано заново. Там, где поверженный
бог должен был возродиться заново, исчезли даже следы от пролитой им крови.
Несчастная в спешке миновала карты Таро, и теперь они лежали на полу у нее за
спиной. Но зато она увидела Нэнси, и теперь смотрела на нее, быстро-быстро шевеля
губами. Тишина по-прежнему лежала нерушимо; изо рта старухи не доносилось ни
звука. Нэнси больше не боялась Джоанну. Она просто испытывала неловкость, не
понимая причин ее гнева, и потому спросила слегка запинающимся голосом:
- Вы.., все еще ищете?
Лицо Джоанны осветилось призрачной уверенностью. Она страстно кивнула.
- Да, - забормотала она, - все ищу, добрая госпожа. Добрая госпожа, она спрятала
его здесь! Нэнси чуть шевельнула рукой.
- По правде, - сказала она, - я не прятала его. Скажи мне, что ты хочешь, и
я помогу тебе.
- О, да, ты поможешь! - хихикнула Джоанна. - Ты уж, конечно, поможешь! Ты ведь
и все это время помогала, а? Разве это не ты шныряла у палатки и высматривала,
где там мое дитя? Все рыскала, все шныряла! И проскользнула-таки внутрь, и унесла
его!
- Кого это я унесла? - сказала Нэнси, наполовину подыгрывая безумию старухи,
наполовину поддразнивая ее. - Что я у тебя взяла? Я все верну, ты только скажи
- что, или давай поищем это вместе с тобой.
Джоанна внезапно перегнулась через стол и схватила Нэнси за руку. Девушка почувствовала,
как высохшие пальцы впиваются в нее с неожиданной силой.
Она подавила желание немедленно высвободиться.
- Я буду искать его, - сказала Джоанна. - Я знаю, где ты его прячешь. Кровь
- в крови, а плоть - во плоти. Я выпущу его из тебя. - Она притянула девушку
поближе и уперлась головой в грудь Нэнси.
- Я слышу его, - торжествующе заявила старуха. - Это он стучит в тебе. Я выпущу
его наружу.
Внезапно Нэнси начало трясти. Смех, звеневший в ней, умер. Ему на смену пришла
фантастическая мысль: вот чем придется заплатить за победу над бурей. Может,
было бы лучше вместе с Генри умереть в метели, чем такое.., но это чушь. Она
не собирается умирать. Она собирается жить для Генри, показать ему руки, усмирившие
снегопад, и заставить его поцеловать их в качестве вознаграждения, и оставить
свои ладони в его руках, в тех самых руках, которые затеяли все это, натравили
на нее духов с дубинками, - и вообще она намеревалась всеми способами поклоняться
таинству Любви. Не может таинство состоять в том, чтобы умереть сейчас вот так..,
рядом с этой старухой. Должна прийти тетя Сибил, или мистер Ли, или отец...
А пока она попытается любить эту старую женщину.
Джоанна с натугой выпрямилась и втащила Нэнси на стол. Крепко держа девушку,
она наклонилась к ней и быстро забормотала:
- Рука, которой ты касалась его, рука силы, рука магии - вот, вот здесь мы выпустим
его; середина руки - ты не знала? - это то место, через которое приходит и уходит
бог. - Она повернула ладонь девушки вверх и провела по ней ногтями. - Я увижу
его, - продолжала она, - в первой капле крови; крови, которую учует кот; он
затем и привел меня сюда, тот самый кот, который живет в буре, тот Тигр, который
всегда бежит у ног Шута. Кот придет, - ее ногти изо всех сил впились в ладонь
Нэнси, - и бог выйдет на свет. Мой маленький, мой сладкий! Приходи, приходи,
приходи.
Нэнси почувствовала боль и, надо сказать, достаточно сильную. Боль напомнила
о том, что она ведь может и закричать - громко закричать - позвать на помощь.
Особой беды от этого не будет, решила Нэнси. Ах да. Она же собиралась любить
эту старую женщину - не обижать ее - понимать ее - желать ей добра. Но старуха
- одна, и Нэнси - одна; и Нэнси не могла найти ни одной причины, позволяющей
старухе портить руки, которые Генри считал такими красивыми. Она в последний
раз попыталась вырваться - безуспешно. Неудивительно, слишком уж неудобно чувствовать
себя наполовину на столе, наполовину на полу. Тогда она позвала, стараясь не
выдать страха:
- Тетя Сибил! Генри! Отец! Тетя!
Внезапно ее голос оборвался. Вместо тех, кого ей так хотелось увидеть выходящими
из золотого тумана, на столе рядом с ее протянутой рукой возник кот. В те несколько
минут, которые Нэнси провела вместе с Сибил внизу, она не обратила внимания
на котенка, а с тех пор у нее просто не было возможности узнать о его существовании.
И в доме она не видела и не слышала никаких котов. Однако вот он, сидит рядом,
мяукает, переводя взгляд с нее на Джоанну и обратно, раскрывает и закрывает
розовую пасть, беспокойно подергивает хвостом.
"У него нет рук!". Почему-то только это и пришло Нэнси в голову при виде кота.
Уже в следующий миг открытие показалось ей таким жутким, что она едва не потеряла
самообладание. Да, у него не было рук - у него не было инструмента для воплощения
духовных намерений, только лапы, которые могли гладить или царапать, подставляя
то мягкие подушечки, то острые коготки - целых четыре лапы, и ни одной руки.
Внезапно кот положил лапу ей на руку, и она чуть не вскрикнула от этого мягкого
прикосновения. Кот попытался отнять лапу, но когти зацепились за пушистую ткань
платья и не отцеплялись. После короткой борьбы кот все-таки оторвал лапу, и
Нэнси почудился треск разрываемой ткани. Это было нелепо, но ей тут же представилось,
как кот разорвал весь рукав, ее рука оказалась обнаженной по локоть, а кот и
Джоанна вот-вот примутся терзать ее... Нет, она должна любить Джоанну. Джоанна
хочет чего-то. Скорее всего, она так и не найдет ничего стоящего, но Нэнси все
равно должна попытаться полюбить ее.
Никогда еще после смерти своего ребенка Джоанна не была так близка к той силе,
о которой сама рассказывала себе столько фантастических историй. В средоточии
всего сущего, в обители золотых танцоров, Бог предлагал себя тем, кто искал
его, кто прикладывал к этому усилия. Нэнси вновь подчинила себя единому центру.
В ее глазах, устремленных на Джоанну, в звуках голоса, обращенных к ней, Бог
в который раз позволил проявиться вечной мистерии.
- Его действительно здесь нет. Я помогу тебе найти. Это обязательно будет, только
не надо мешать...
Старуха не видела ее глаз; она смотрела только на кота.
- Кот, который живет в буре, - твердила она. -Пойдем, мой дорогой, пойдем, ты
покажешь мне. Ты привел меня сюда - так покажи мне. Покажи мне. Она прячет его
в себе, да? Пойдем и возьмем его.
Кот уставился на нее; потом он перевел взгляд на лицо Нэнси и начал ерзать и
приседать, готовясь к прыжку.
"Он собирается прыгать! - с ужасом подумала Нэнси. - У него нет рук, зато он
собирается прыгать! Он разорвет меня, потому что у него нет рук!".
На последней из карт Таро, на той, которая без номера, она видела подобное изображение
- зверь у ног Шута, изготовившийся к прыжку. Она видела его в самой гуще танцоров,
в центре золотого стола. Но тогда он не собирался нападать; в его позе крылся
какой-то иной смысл, более таинственный, нежели в движениях остальных фигурок.
Шут и тигр, составное и вместе с тем единое таинство - но он собирается прыгнуть!
Джоанна дергала ее, и Нэнси пришлось отпустить другую руку, которой она держалась
за край стола. При этом лицо ее на малую толику придвинулось ближе к центру
сгущавшейся энергии.., слишком, слишком близко. Нэнси попыталась схватить зверька,
но промахнулась. Кот с рычанием прянул в сторону и снова изготовился к прыжку..,
но тут его неожиданно взяли за шкирку и высокий брезгливый голос произнес:
- Господи Боже! Что все это значит? А ну-ка, отпусти, ты, жалкое создание! Слышишь,
что я тебе говорю? Оставь мою дочь в покое. Будь ты проклята, женщина, кому
сказано - оставь мою дочь в покое!
Вперед
Назад
Вернуться
к содержанию
Если Вы попали сюда из
поисковика и не видите левого фрейма с кнопками меню, выйдите на главную
страницу.
Используются технологии
uCoz