Н. Гудрик-Кларк Оккультные корни нацизма. Тайные арийские культы и их влияние на нацистскую идеологию.

Глава 7 НЕМЕЦКИЙ ЗОЛОТОЙ ВЕК

Фриц Саксль, немецкий исследователь Ренессанса, прежде всех обратил внимание на возрастающий интерес к гаданию и предсказанию судьбы в начале двадцатого века. Он датировал эти перемены 1910 годом, отметив, что количество журналов, посвященных астрологии за последние десять лет в Германии резко возросло, их сопровождали специальные учебники, отдельные gроро чества и репринты классиков астрологии. Как и следо вало, наряду с астрологией появились хиромантия, ну мерология, каббализм и карты таро и определили собой научный фундамент для популярного движения, чу довищно разросшегося в 1920-г годах. Допуская возмож ную нелепость этих наук с логической точки зрения, Саксль отмечал, что душевные и религиозные причины такого движения все же чрезвычайно важны. В теоретическом отношении вычисление дат, на основе установленных соответствий между естественными фено менами и человеческими поступками, могло и не иметь научной ценности, но смысл предсказания отражал же лания и нужды людей. Предсказание будущих событий могло оказаться жизненно важным для тех, кто испы тывал тревогу и подавленность. Во время краха всех ожиданий Саксль увидел в пророчествах знак растущего социального недовольства. Он рассматривал эти прояв ления времени как симптомы Первой Мировой войны.

Пророчества Листа были адресованы немецкой нации в целом, но, оказалось, могли быть пригодны и для определения индивидуальной судьбы. Он предсказывал приближение эпохи благополучия, которая облегчит не счастья немецких националистов в Центральной Европе. Этот оптимистический взгляд в будущее не противоречил его пафосу по отношению к прошлому. Предсказание счастливого национального будущего оказывалось есте ственным продолжением ностальгии об утраченном зо лотом веке, поскольку означало один и тот же вообра жаемый мир. Прошлое и будущее представляли собой две стороны одного контридеала, возникшего на почве жестокого разочарования в настоящем; тайное наследство арманизма, пронесенное через ночь христианской эпохи, служило мостом между двумя идеальными образами; оно одновременно было реликвией древнего благополучия и предвестником нового порядка. В этой главе мы иссле дуем характер пророчеств Листа, оценим их социальное значение и попытаемся показать как его циклическая концепция времени поддерживала идею о фундаменталь ных колебаниях счастья, и как эти настроения позднее были преображены мыслью о спасении и линейной кон цепцией истории.

Три источника теологического вдохновения повлияли на циклический образ времени, в который верил Лист: непосредственно исповедуемая им святость природы, се верная мифология и современная теософия. Мы уже показывали как содержание арманистских доктрин опре делялось "законами природы", эти же в свою очередь зависели от всеобщих планетарных и органических циклов космоса. Лист часто восхищался этими космическими ритмами еще в своих ранних очерках, посвященных национальному пейзажу: их устойчивые законы предполагали неизменный божественный принцип, в его поздних работах превратившийся в циклический образ времени. Влияние северной мифологии также очень велико в этом отношении. Упоминания Листа о Fimbulwinter и Gцtterdдmmerung заставляют предположить, что он был знаком с язы ческими легендами в соответствии с которыми ожидался приход жестокой зимы, после чего земля должна была быть уничтожена огнем и водой для того, чтобы возникнуть снова "богатой, зеленой и светлой как никогда прежде, свободной от страданий и зла". Согласно этим мифам, периоды разрушения и сотворения повторялись непрерывно. Наконец, на Листа повлияла и теософия с ее космическими кругами и последовательными перевоп лощениями индивидов в каждом круге; все это заставило его поверить в возвращение вещей.

Такое представление о времени могло уживаться с идеями о спасении и искуплении, но лишало их наиболее напряженного, конечного пункта. Завершение каждого цикла конечно означало духовную эволюцию и космиче ское обновление, но один цикл сменялся другим: всякий организм предназначался к падению и возвращению в вечность. Этому восточному фатализму времени и судьбы Лист предпочитал иудейско-христианскую версию спа сения. Используя теософские материалы для своей кос мологии, он все же неохотно принимал ее эзотерические следствия. Надежда на восстановление традиционного мира и национальное возрождение вели его к западному апокалипсису. Так, в его творчестве непрерывно спорили между собой концепция линейного времени, окончатель ного искупления и циклические моменты, заимствован ные из теософии. Помня о листовских поношениях христианства, нельзя не улыбнуться этой ситуации. В результате образ пангерманской империи оказался практически полностью основанным на западном апо калипсисе.

Еврейский и христианский апокалипсис отличаются от других форм пророчеств утверждением качественного различия между настоящим и будущим. Дуалистическая и линейная схемы времени соединяют пессимистический взгляд на настоящее с фантастическими и светлыми обра зами будущего. В настоящем люди всегда подвержены лишениям и несчастьям. Апокалиптический писатель ча сто говорит о том, что мир есть возрастание морального и физического падения. Эти жалобы сопровождаются обвинениями: мир во власти Сатаны и злых сил. В точке совпадения с самим повествованием, исторический обзор превращается в пророчество. Апокалиптический автор предсказывает, что старые болезни усилятся, разнооб разие их возрастет; он перечисляет несомненные признаки окончательной катастрофы: жестокие климатические сдвиги, засухи, землетрясения и пожары. Появляется дух зла, дракон или другое чудовище, ко торый терзает человечество. С приближением конца вре мен "страдания мессии" становятся невыносимы. И тогда внезапно появляется божественный воитель, он освобож дает избранных, разрушает тиранию зла и устанавливает свое божественное и справедливое царство на земле. Эти действия открывают новый век, когда радуются избран ные и не знают страданий искупленные: этот новый мир не подчиняется обычным законам природы и физическим ограничениям; счастье и удача царят здесь вечно.

Основные черты западных апокалиптических проро честв верно угаданы в этом общем очерке. Лежащий во зле, век достигает апогея, а когда приходят новые вре мена, те, кто страдал, оказываются спасены и возвышены. Разумеется, такие пророчества имели большую власть над несчастными людьми. Норман Кон показывал, на сколько буквально относятся к таким пророчествам поте рявшиеся в жизни люди. Когда очередные несчастья обрушиваются на них, они уже слышат "вопли мессии". Тираны обыкновенно отождествляются с апо калиптическим чудищем последних дней, воплощением Антихриста. Растет ожидание искупителя-мессии, кото рый исполнит пророчество, установив счастливое тысячелетие, в котором они будут участвовать как избранные. Эти надежды заставляли их думать о себе как о мессианском авангарде и бунтовать против сложившихся структур для того, чтобы завоевать для себя достойное место в новом мире. Степень их воинствен ности обычно определялась ощущаемой близостью спа сения.

Воскрешение древних религиозных фантазий в кон тексте западного революционного воображения свиде тельствует о глубокой укорененности стремлений к сча стью и комфорту во времена насилия и раздоров. Ведь нищета, эпидемии и войны всегда существовали в сред невековой Европе и тем еще не порождали апо калиптических настроений: идеи золотого века тоже были традиционны. Однако движение Lebenswelt увидело в апокалиптике фундаментальную систему объяснения сов ременных признаков упадка. Предположительный его источник идентифицировался как абсолютное зло, а уничтожение его означало предвосхищение золотого века. Абсолютные категории добра и зла, права и греха вос станавливали равновесие в умах дезориентированных лю дей. Эсхатологические идеи, таким образом, никогда не покидали иудео-христианской орбиты религиозного влияния.

Лист продолжал традицию апокалиптики, выражая крайний пессимизм относительно современного австрийского общества. Его возмущение особенно возра стало, когда дело касалось национального вопроса. В предшествующее десятилетие статус немецкого языка и немецкой культуры в Австрии постоянно подвергался сомнению славянами империи. Процесс этот зашел очень далеко при правительстве "Железного кольца" которое поддерживало клерикальные, консервативные и сла вофильские интересы с 1879 по 1893 годы. Триумф сла вофилии наступил в 1897, когда граф Бадени ввел свои законы о языках, обязав всех гражданских служащих Богемии говорить на чешском и немецком - мера, явно направленная против немецкого населения. Лист вы ступил против клерикальных и социалистических партий, предпочитавших славянские интересы, под лозунгами Шонерера и движения Los von Rom; он осудил как незаконное назначение чешских священников в немецкие приходы в этнических провинциях и отрицал преобла дание славян в бюрократической системе гражданской службы.

Его критика современной Австрии затрагивала и более широкие социальные и экономические вопросы. Так, он был недоволен экономическими тенденциями, ведущими к капитализму laisser-faire и крупномасштабным пред приятиям, поскольку они подрывали существование ху дожников, ремесленников и владельцев небольших предприятий, принадлежащих среднему классу. Он со жалел, что торговое дело утратило свой этический кодекс, и говорил о падении гильдий как о разрушенном "оплоте бюргерского мира". Собственный план экономического устройства он ностальгически связывал с докапита листическими формами производства, давно уничтожен ными процессом обновления. Рост современного банков ского дела и других финансовых институтов он оценивал как махинации безнравственного меньшинства, спе кулирующего бумагами за счет честных людей, которые занимаются производством реального и качественного товара. Все финансовые операции он назвал ростовщиче ством и сделал это в период антисемитской кампании, развернутой газетами Шонерера и Аурелиуса Польцера. Историю банкротства Венской фондовой биржи в 1873 он, конечно, представил как неизбежный результат сов ременной деловой практики.

Критика Листом новой экономики действительно отражала настроения многих австрийцев. Поскольку только прекращение индустриализации, на которой сос редотачивали свое внимание государство и иностранные инвесторы, могло обеспечить капиталовложения местным предпринимателям обычно получающим деньги от банков и кредитных организаций. По этой причине капитализм рассматривался как удел немногих. Этот взгляд еще более укрепился после краха биржи в 1873, когда широкая публика просто отказалась вкладывать деньги в бумаги. Польцер комментировал эту ситуацию следующим обра зом: поскольку рост капитализма был процессом, с ко торым большинство населения не связывало себя, пре обладающими чувствами оказались пессимизм и псевдо революционный консерватизм. Работа же Листа состояла в том, чтобы выразить эти чувства в форме апокалиптиче ского протеста.

Не менее пессимистическим было настроение Листа в отношении современных политических и культурных тенденций. Искренний защитник монархического принципа и династии Габсбургов, Лист отрицал все на родные и демократические органы представительства. Парламентаризм был для него сущей нелепостью, пос кольку опирался на большинство голосов, худо ли, хорошо ли, но определяющих политику. Современные культурные веяния также не радовали его: к феминизму он относился как к проклятию; к современной живописи - как к насилию над идеей немецкого искус ства; в театре преобладали иностранцы и евреи. Расхожие мнения этого периода отражали апокалиптическое убеж дение в том, что мир на грани вырождения и распада.

Следуя штампам vцlkisch писателей, Лист говорил о сельских жителях как о гарантах здоровья нации. Но в результате крупных миграций в города в конце XIX века крестьянство также пришло в упадок. Посещая опу стевшие усадьбы Нижней Австрии, Лист мог наблюдать печальные следствия этого процесса. Падение крестьян ского сословия, по его мнению, являлось признаком обще национального истощения. Кроме того, сокращение числа жителей деревни и резкий рост городского населения также вызывали серьезное беспокойство. Население Вены между 1870 и 1890 утроилось и городские службы уже с трудом поддерживали порядок. Одна треть временных жителей занимала помещения из двух комнат и менее; город занял одно из первых мест по заболеваемости туберкулезом в Европе. Лист заметил, что в основном жертвами перенаселения становились сельские иммигран ты; трудности адаптации и плохое питание окончательно разрушали здоровье нации. Физический упадок сопро вождался моральным вырождением. Подобно средневеко вым моралистам, перечислявшим смертные грехи. Лист сравнивал современную городскую культуру с извра щениями поздней Римской и Византийской цивилизаций.

Совершенно очевидно, что описание Листом реаль ностей современной Австрии фундаментально обес ценивало настоящее. Особенному осуждению подвергался индустриально-урбанистический комплекс и вызванные им к жизни социально-политические институты. Следуя апокалиптическим принципам, Лист зашел очень далеко в утверждениях о том, что настоящей ситуацией мир обязан владычеству злых сил. Разрушение традиционных социальных практик и институтов было вызвано, по мнению Листа, более простыми и более сознательными причинами, нежели игра рыночных сил, социальных обстоятельств и структурных изменений в экономике. Лист искал более точной персонификации социоэко номических отношений и нашел ее в грандиозном заго воре Великой Интернациональной Партии. Эта вообра жаемая сила представляла собой антропоморфную идею социальных влияний; тем самым все исторические со бытия связывались с наделенными волей посредниками. Происхождение партии датировалось христианским заго вором против ариогерманской иерархии. В настоящее время злой умысел Великой Интернациональной Партии можно было обнаружить в финансовых институтах, политических партиях, пренебрегающих немецкими национальными интересами, в защите эмансипации, реформ и интернациональном сотрудничестве. Очевидный парадокс единой силы, стоящей за всеми многообразными проявлениями современного общества не мешал апо калиптической логике Листа: обнаружение низкой и бес честной силы оправдывало его религиозный и ре волюционный пафос в деле критики Австрийского обще ства. Великая Интернациональная Партия явно была воплощением сатаны, неуловимым, но злобным и чу довищным.

Перед лицом этой опасности Лист занялся поиском признаков, свидетельствующих о национальном спа сении, как этого требовала традиционная апокалиптиче ская модель. Он изобрел несколько теорий, доказывая, что такие признаки уже имеют место, заимствуя хроно логические понятия из индуистской космологии и запад ной астрологии. В 1910 он вновь занялся космическими циклами и их теософской популярной версией. Размыш ления о периодическом рождении и разрушении всех организмов позволили Листу связать его апо калиптические настроения с предположением о близком конце цикла: начало нового соответствовало бы и пришествию нового времени. Он погрузился в сложные вычисления, опиравшиеся на схемы Блаватской, чтобы доказать, что в 1897 закончился весьма существенный цикл. Другим источником для подсчетов послужили тру ды современных немецких астрологов-теософов. Блават ская уже писала о солнечном или звездном годе - вре мени, необходимом планетам, для того, чтобы занять свое место в следующем доме зодиака. Она определяла этот период как 25.868 земных лет. Лист воспользовался этим термином и произвел от него звездный сезон, ко торый длился 0.467 земных лет. Поскольку перемены сезона играли главную роль в пантеистической мифологии, применение концепции звездных лет к апо калиптике было вполне последовательным. В серии ста тей, опубликованных во время войны, Лист писал о "космических влияниях звездных сезонов", которые име ют такую силу над человеческими делами. Арманистско каббалистические вычисления убедили его в том, что зимнее солнцестояние 1899 совпало с зимним солнцесто янием текущего звездного года. Несчастья времени и лишения войны поэтому были рассмотрены им как отра жение космических бурь равноденствия, предвещающих приход звездной весны. Этот сезон означал и совершенно другой период в истории человечества. В рамках этой астрологической системы "мессианские страдания" вы глядели космическими предвестниками искупления.

Другим знаком, наполнившим Листа мессианским оптимизмом, стало получение им в ноябре 1911 письма от некоего человека, называвшего себя Тарнхари. Этот человек, чье имя буквально означало "тайный король", называл себя наследником древнего рода Вольсунген. Таинственный эмиссар из далекого прошлого сообщил Листу, что его открытия, касающиеся ариогерманского прошлого совпадают с видениями его родовой памяти. Тарнхари также подтвердил существование Armanenschaft: он утверждал, что сам является реинкар нацией короля-священника принадлежавшего к древней элите. И хотя появление Тарнхари подтверждало и ка салось прошлого, Лист рассматривал реинкарнацию древ него вождя как добрый знак скорого возрождения в будущем. Другие мессианские надежды, связанные с Тар нхари, можно обнаружить в письме Фридриха Ванека к Листу, написанном в первые месяцы войны. Старый патрон считал, что Тарнхари должен выступить открыто, поскольку для Германии настал час нужды.

Все эти разнообразные знаки говорили о необ ходимости уничтожить сатанического врага. Лист требо вал истребления Великой Интернациональной Партии, чтобы ариогерманцы могли спокойно войти в обетованные земли счастья и благополучия. В 1911 году он написал пророчество о тысячелетнем сражении, которое странно предвосхищает военные действия Первой Мировой войны: "Да, арио-германо-австрийские -корабли еще пошлют своих ядовитых пчел, лучами Донара еще ударят огром ные пушки наших дредноутов, наши армии еще пойдут на юг и на запад, чтобы сокрушить врага и восстановить порядок". Описание этих боев вполне соответствует апо калиптической схеме. Грандиозный мятеж, напомина ющий о сумерках богов или потоках варваров, сомнет адского врага, чтобы восстановить справедливый и все германский порядок. В стремлении Листа к апо калиптической мести легко угадать планы немецкой во енной агрессии против негерманского мира. Он сам признавал, что интернациональная война могла бы более зримо удовлетворить его требования, и что антигер манский враг все же лучше, чем воображаемая Великая Интернациональная Партия. Превращение тысячелетнего сражения в войну наций было выгодно Листу еще и в этом отношении, что отвлекало от бесполезного и неже лательного протеста против местных структур, традиционные черты которых он все же надеялся сох ранить. Соединение хилиастической агрессивности и неприязни к внутренней социальной революции подтвер ждалось также стремлением к национальным войнам со стороны многих консервативных революционеров и фашистов в Европе.

Первая Мировая война поэтому была встречена лико ванием во всех участвующих в конфликте странах. Не которые историки предполагали, что такая реакция наро да свидетельствовала о всеобщей жажде перемен, охва тившей людей после нескольких десятилетий застоя. Другие думали, что это расцветающий империализм пытается отвлечь внимание от давления наступающих перемен. В любом случае, в Германии были популярны "Идеи 14 года", выразившие то чувство облегчения, ко торое охватило всех, когда национальное единство прео долело все социальные различия и проблемы перед лицом общего иностранного врага. Предвоенные пессимисты от культуры связывали все национальные трудности с вред ными влияниями западных демократий, которые теперь пришло время уничтожить силой, в контексте этой эйфории вполне понятно и отношение Листа к войне.

В апреле 1915 Лист собрал встречу НАО в Вене. Он произнес торжественную речь, в которой приветствовал войну как начало тысячелетнего сражения, предвещавшее приход новой эпохи. Он предупредил, что этот переход ный период первоначально может быть связан с увеличением трудностей, "ужасными преступлениями и сводящими с ума мучениями". Но все эти испытания должны окончательно послужить окончательному отде лению добра от зла, поскольку все истинные немцы "вступая в новую эпоху не должны брать с собой ничего, что не принадлежало бы исконной природе арманизма". Война, таким образом, играла важную роль в представ лениях Листа о золотом веке. Военные действия в отно шении других государств отражали "страдания мессии" и также понимались как суд справедливости, который должен делить людей на эсхатологические лагеря спа сенных и осужденных. Он завершил свою речь утверж дением о дуализме времени, что совершенно соответст вовало западной апокалиптической традиции.

Сторонники Листа разделяли его отношение к войне. Тарнхари говорил о войне как о "священной необ ходимости". Эллегаард Эллербек датировал свои письма в соответствии с днями "святой войны". Лист тоже исполь зовал такую хронологию, поставив под своим апо калиптическим этюдом, озаглавленным "Es wird einmel..!" следующую подпись "Вена, тысячный день Свя щенной Войны, 22 апреля 1917", и отметил этот день приглашением фотографа, который запечатлел его пог руженным в исследования. И прочие, принадлежавшие к кругу Листа также смотрели на войну как на крестовый поход против демонических сил; ее суровые испытания, в траншеях ли, или в голодных городах, люди встречали с гордостью, уверенные в их апокалиптическом смысле.

Эта позиция добровольного принятия страданий под талкивает к сравнению ее с феноменом, который Михаил Баркун определил как "утопию катастроф". Баркун на блюдал амбивалентный характер катастроф, которые, с очевидностью приводя людей на край гибели, могут порождать также и неожиданное чувство счастья. Он отметил, что такие события часто создают временное ощущение общей цели и что "унизительные социальные различия растворяются во внезапно теплеющей, демок ратической атмосфере". Эта оценка точно соответствует эйфории, описанной в "Идеях 1914" и освещает необ ходимым светом энтузиазм Листа по отношению к действительным лишениям войны. Поскольку вера в зо лотой век включала в себя убеждение в том, что счастью должны предшествовать ужасные несчастья, то объединение в эпицентре катастрофы только подтверж дало апокалиптические ожидания. Для Листа страдание являлось залогом спасения.

Но как в действительности Лист представлял себе это коллективное спасение? Свой образ золотого века он строил на материалах средневековой немецкой апо калиптики, северных легенд и современной теософии. Он рассказывал средневековую легенду об императоре Фридрихе Барбаросса, который долго спал в горе Kyffhдuser. Но однажды проснувшись, волной тевтонско го гнева прокатился по всему миру, подчинив его не мецкой гегемонии. В этой истории черпали вдохновение средневековые утописты, надежды которых в XIII веке сосредотачивались вокруг династии Гогенштауфенов. Позже исторические и культурные обстоятельства изменились и в XV веке основные надежды возлагались уже на императоров Фридриха IV и Максимилиана I из династии Габсбургов. Один утопический трактат того времени, озаглавленный Gamaleon, рассказывает о буду щем немецком императоре, который должен подчинить себе французскую монархию и папство. Римская церковь должна была лишиться имущества, все ее духовенство предназначалось к истреблению. После победы над вра гами, германцы должны были возвыситься над прочими народами. Вместо папы новый немецкий патриарх в Май нце должен был возглавить новую церковь, подчиненную императору, новому Фридриху, власть которого обнимала собой всю землю.

Листовский образ золотого века во многом составлен из элементов раннего национализма и популярной эсха тологии. Первые манифесты националистов содержали в себе ту же веру в немецкий мир, в котором однажды исполнилась божественная воля и который поэтому был источником всякого блага до тех пор, пока не был раз рушен заговором низших, негерманских народов, церкви, капиталистов, евреев и кого угодно. Для восстановления идеального мира требовалась новая аристократия, руко водимая божественным посланником, призванным отстоять религиозные и политические ожидания угнетен ных. Лист развивал традиции исторического хилиазма, утверждая, что правление Фридриха IV и Максими лиана I означало возрождение арманистского духа, но к несчастью потерпело крах по причине заговора лютеров ской реформации. Также весьма значительным является то обстоятельство, что Лист с большим вниманием относился к идеям Джордано Бруно, философа и еретика XVI века. Бруно полагал, что иудаизм и христианство разложили древнюю и истинную религию, которой была для него магия египетской "Герметики" и мистицизм; такое мнение было весьма популярно среди неопла тоников Ренессанса. Бруно также стремился к освобож дению, которое могло дать вновь открытое знание древних. Соединение милленаристских чаяний и каб балистической мысли характеризовали и листовский образ новой Германии. С большим одобрением он цитирует Бруно: "О Юпитер, позволь немцам понять свою силу и они станут не людьми, но богами".

Одна из северных эпических легенд предлагает дру гой образ золотого века, который также весьма важен для нашего анализа. Еще в 1891 году Лист нашел стих "Волюспы", в котором появлялась устрашающая и вместе с тем великодушная мессианская фигура:

Великий человек вернулся в круг правителей Властвующий над всеми, он кладет конец раздорам Его решения мудры и справедливы Все, что он назначил, будет жить вечно.

Фигура "властвующего над всеми" стала основной идиомой Листа в его последующих обращениях к золо тому веку. Исключительный, сверхчеловеческий индивид, способный решить все человеческие проблемы и установить вечный порядок. Божественный диктатор был особенно желанен для тех, кто страдал от не устойчивости и безосновности индустриального общества. Лист предчувствовал пришествие такого лидера, чья мо нолитная реальность определит социо-политические ус ловия национального золотого века.

Наконец, и теософия предлагала свой оккультный образ золотого века. К концу войны, Лист приобрел уверенность, что австрийские и немецкие жертвы, павшие на фронтах, перевоплотятся в коллективное мессианское тело. При помощи принципа кармы он доказывал, что сотни тысяч убитых должны воскреснуть как бы охва ченные пламенем милленаристской надежды: эти молодые люди должны были войти в состав элитарных мессианских корпусов в окончательной послевоенной национальной революции. Исходя из своих вычислений, основанных на "космических и астрологических законах". Лист пришел к выводу, что годы 1914, 1923, 1932 имели интимную связь с грядущим арманистским тысячелетием. Он вы делял 1932 год, как время, когда божественная сила должна овладеть коллективным бессознательным не мецким народом. Поколение воскресших революционеров должно было быть особенно чувствительным к воз действиям божественной силы и потому составляло лигу фанатиков, возвещающих приход нового века. Порядок, национальная месть и национальная страсть должны были превратить современное плюралистическое общество в монолитное, вечное и нерушимое государство. Этот то талитарный образ служил Листу наброском для будущего Великого Германского Рейха. В предвосхищении нацистской Германии его вычисления ошиблись на один год.