«Самая прекрасная вещь, которую мы можем
испытать, —
это тайна. Именно она — источник любого настоящего искусства и науки.
Того, кому чужды эти эмоции, кто уже не
может удивляться и замирать в благоговении, можно считать мертвецом:
глаза его закрыты. Проникновение в тайну жизни, сопряженное со страхом,
дало толчок для возникновения религии. Знать, что непостижимое
действительно существует, проявляя себя через величайшую
мудрость и самую совершенную красоту, которую наши
ограниченные способности могут постичь только в самых
примитивных формах, — это знание, это чувство и служит
основой настоящей религиозности».
(Альберт Эйнштейн)
Лето подходила к концу, медленно уступая дорогу осени, когда моя
беспокойная надежда на следующий визит Мерлина начала сменяться
унынием.
Не то чтобы убавился мой энтузиазм и желание учиться, но только
мйе трудно было понять, почему мой новый учитель вдруг решил оставить
меня без всяких объяснений. А ведь я тщательно выполнил все его
задания: друидические Символы Власти бьши изготовлены наилучшим
образом, насколько позволяли мои способности, а мои губы уже несколько
месяцев не касались животной пищи. Каждый день я стирал свою новую
мантию в лесном ручье, у которого я постоянно предавался размышлениям
над теми уроками, которые я здесь получил, — точно так, как мне
было велено. Но
когда две недели превратились в долгие месяцы, а никаких известий
о следующем
визите не поступало, не удивительно, что я стал задавать себе вопрос,
не счел ли Мерлин меня недостойным того, чтобы передать мне свои
знания.
* * *
Над Британией стояли последние дни октября, и тыквенные поля уже
ли готовы к уборке — их яркие оранжевые сокровища прятались в коричневых
гнездах из спутанных засыхающих стеблей. Сбор урожая еще не закончился,
а делегации на празднование Дня Всех Святых, как это бывало каждьщ
год в это время, уже начали прибывать в наш монастырь. Празднество
должц0 было начаться на следующее утро, и уже успели приехать двадцать
свящец. ников и епископов в сопровождении своих многочисленных послушников
Чтобы разместить их на ночь, многим из нас пришлось уступить свои
комнаты и спать под открытым небом — жертва, которую я никогда не
воспринимал как жертву, потому что всегда предпочитал удобства природы
удобствам, созданным человеком. И, к моему восторгу, эта ночь не
была исключением — Иллтуд и я были среди первых, кто должен был
освободить свои места! В этот ноябрьский вечер у членов нашего братства
было особенно много дел, поскольку гостей оказалось значительно
больше, чем ожидалось. Но в конце концов, когда все приготовления
были закончены, и святые и грешники свалились без сил, думая только
о том, как поскорее уснуть.
Я знал, что это была особенная ночь... ночь, когда все христиане,
кажется, чего-то боятся, ночь, когда сидят в домах за плотно запертыми
дверяш, потому что для последователей старой религии это САМХЕЙН
—Канун Дня Всех Святых.
Мне часто приходилось до глубокой ночи лежать без сна, напрягая
слух, чтобы расслышать передаваемые шепотом рассказы моих товарищей
о демонах и злых духах, которые бродят по земле от сумерек до рассвета
и ищут живые души, чтобы замучить их, как когда-то были замучены
сами. И хотя мне трудно было поверить, что все это правда, одно
только упоминание о них наполняло меня дикой жаждой приключений
— мыслями, что эти сказки могут быть правдой! Но что я знал наверняка,
так это то, что крестьяне в темные ночные часы сооружали огромные
костры, пытаясь заставить силы Потустороннего мира держаться подальше.
С самого раннего детства в ночь Самхейна, когда все засыпали, мне
удавалось улизнуть, чтобы до рассвета с восторгом наблюдать, как
материк
--------------------------
Материком в Британии называют самый большой остров. —Прим. перев.
озаряют сотни огней, похожих на море гигантских светлячков в темноте
осенней ночи. (Именно здесь я впервые ощутил настоящий вкус тайны.)
Этот Канун Дня Всех Святых был холоднее, чем обычно, и я забрался
под ворох шерстяных одеял — дрожа от мысли, что утром может ударить
мороз. Мой товарищ по изгнанию, Иллтуд, последовал моему примеру,
и вскоре его ровное дыхание возвестило о том, что он уже спит в
нескольких футах от меня. Все поселение тоже казалось погруженным
в сон, хотя несколько желтых ламп еще продолжали гореть за закрытыми
ставнями. Небо надо мной было усыпано сотнями ярких звезд, и я стал
внимательно за ними наблюдать» надеясь увидеть одну, пролетающую
по небосклону с ослепительной скоростью. Потом мой мозг пронзила
мысль, которая приходила всякий раз эту ночь, — посмотреть на костры
Самхейна... но свежесть ночного возду
один урок Мерлина
скоро убедила меня, что эта идея может подождать. И, насчитав девять
падаюших звезд, я наконец уснул.
Обычно поздними осенними вечерами тишина Тинтагиля нарушалась только
неутомимыми звуками моря или хором сверчков на окрестных лугах.
Но в этот Канун меня разбудил совершенно непривычный для острова
звук: призрачная музыкальная мелодия!
Я еще не мог понять, происходит это во сне или наяву, но звуки невидимой
флейты ясно разносились в ночной тишине. Отбросив одеяла, я стал
прислушиваться, пытаясь определить, откуда доносится мелодия, —понять,
как обманчивый звук путешествует холодной сырой ночью. Мои уши скоро
привели меня к главным воротам, потом мимо них, потом вниз по дороге
к земляному мосту и, наконец, на материк. На мое счастье, ни у ворот,
ни на дороге никто мне не встретился, и я пересек монастырские земли
незамеченным.
Только три раза в жизни я оказывался так далеко от поселения — и
то лишь для того, чтобы встретить торговую группу, возвращающуюся
из Бос-сини Мэннор. Уроки Мерлина привели к такому обострению моих,
чувств, что т один самый слабый звук или движение не ускользнули
от моего внимания, пот я безмолвно шел по направлению к городу.
По мере удаления от Тинтагиля доносимые ветром обрывки мелодий становились
все отчетливее. Весь мой путь был освещен огнями костров, которые
группы крестьян жгли на полях, пытаясь убежать от темноты ночи и
мрачных суеверий Самхейна. Случайно я оказался в толпе людей в праздничных
одеждах и гротескных масках, которые они наверняка надели для того,
чтобы отпугнуть блуждающие призраки смерти, чье присутствие ощущалось
в эту ночь повсюду. В другом месте по обе стороны дороги валялись
бесчувственные тела мужчин и женщин, которые от страха напились
до полного оцепенения.
Хотя я и успевал все это заметить, мое внимание по-прежнему было
занято таинственной музыкой, которая манила меня с каждым шагом
все Дальше и дальше. Может быть, думал я, это лесной бог Кернуннос
на раздвоен-ных копытах, пробирающийся через рощу со своей тростниковой
свирелью. Что могло быть естественней такого предположения?
Поглощенный этими мыслями, я медленно приближался к маленькой Дубовой
рощице, откуда, как я определенно чувствовал, и шла эта музыка.
Кв°зь густую листву пробивался свет маленького костра.
Внезапно в высокой траве рядом со мной я услышал какое-то шевеление.
Резко повернулся и увидел великолепного жеребца, надежно привязанного
Молодому деревцу, — его яркие глаза дико сверкали из окружающей
темноты.
- Откуда ты взялся! — начал я удивленно и внезапно замолк, потому
что из-за лошади появилась тень человека.
— Просто... он мой, — услышал я знакомый голос, — а хорош, правда!
Нам с тобой очень пригодится быстрота его ног, прежде чем эта ночь
подод дет к концу.
Конечно же, голос принадлежал Мерлину.
— Что тебя так долго задержало, мой юный Артур? — спросил Друид
посмеиваясь и выходя на свет. — Кто кого ждет на этот раз, а?
Прежде чем я успел что-то сказать, он отвел меня в рощицу, поближе
к костру, и весь следующий час мы провели за подробными рассказами
о том, что произошло с момента нашей последней встречи.
— Этой ночью нам больше не понадобится огонь, — сказал Мерлин, глядя,
как языки пламени уменьшились до ярких тлеющих угольков, — так как
Матушка Луна достаточно полная, чтобы освещать нам путь.
Только тут я заметил, что Друид одет не в свою обычную голубую мантию,
а в черный плащ, который на фоне темного леса оставлял видимым только
его лицо. Мне показалось, что это не соответствует его облику, и,
пока мы готовились в дорогу, я задал ему этот вопрос.
—Черный цвет, — ответил он, закрепляя поводья, — является символом
глубочайших тайн Магии. Я надеваю этот цвет, когда хочу стать частью
мира, а не стоять в стороне от него. БЕЛОЕ представляет все чистое
и видимое в нашей Сфере Абреда, тогда как ЧЕРНОЕ — это мост в Потусторонний
мир... черное — это цвет истинного слияния! — Мерлин протянул мне
такую же мантию, но меньшего размера.
— Одевай, — сказал он, взбираясь на лошадь, — и мы сможем вместе
присоединиться к миру тайн.
Неуспел я набросить мантию, как крепкие руки ужеподняли меня наверх
и я оказался рядом с Мерлином. Один быстрый рывок поводьев — и мы
понеслись по полям так быстро, что мне пришлось вцепиться в мантию
Друида, чтобы не упасть. После долгой, как мне показалось, езды
по бесконечным тропам, мы остановились на минуту в маленьком городке,
где Мерлин узнал время у одного из местных жителей, которые жгли
костры на улице. Было уже начало двенадцатого, когда мы покинули
город и вернулись на главную дорогу.
— Это был город Эксетер, — крикнул мне Мерлин. — В далеком прошлом
римляне называли его ИскаДумнониорум. Место, куда мы едем, не слишком
далеко отсюда.
Несмотря на это его заверение, мы ехали еще достаточно долго, преЖДе
чем лошадь резко остановилась.
— Все... приехали! — громко провозгласил Друид, указывая на что-то
темное, что маячило перед нами. Сквозь клубы пара, поднимающиеся
от измученного животного, я увидел силуэты широко раскинувшихся
холмов — Быстрее... идем по этой тропе, пока полночь не застала
нас врасплох! - добавил он, и в голосе его послышалось нетерпение.
Прежде чем я понял, что произошло, лошадь была уже надежно привя-ана
к ДеРевУ> и мы отправились в путь по узкой, ведущей вверх тропинке,
Круженной с обеих сторон густым кустарником. Воздух был влажным,
как будто мы шли через болото, — капельки влаги ярко вспыхивали
в бледном свете луны. Одетые в черное, мы были похожи на тени, и
я думаю, что даже недремлющая сова не могла бы заметить нас, когда
мы поднимались по склону холма. Далеко внизу остались сотни костров,
вокруг которых суетились люди в масках... Здесь все было окутано
гробовой тишиной. Меня это начинало все больше беспокоить.
Наконец мы подошли к развилке дороги и Мерлин сказал:
— Здесь находится граница между физическим миром и Потусторонним.
Здесь нам с тобой придется на время расстаться.
Заметив, должно быть, выражение ужаса, промелькнувшее на моем лице,
он продолжал, не дав мне сказать и слова.
— Ты понимаешь, почему друиды больше всех других почитают праздничную
ночь Самхейна? (Я медленно кивнул, не совсем уверенный, что мне
хочется все это слушать?) Потому что, — продолжал он, — именно в
это время пелена, отделяющая наш мир от Потустороннего, становится
наиболее тонкой — что позволяет бесчисленным мирам проходить сквозь
нас с величайшей легкостью — время, когда необходимо тщательно следить
за собой, чтобы преодолеть страх, который оно порождает. Как ты
видел, крестьянам хорошо известен этот страх, но этого мало для
того, чтобы им управлять. Огромные костры и молитвы — вот все, что
они могут сделать против блуждания миров в эту ночь! Но мы! Мы в
этом мастера... МАСТЕРА\
Я с удивлением заметил, как в глазах Мерлина сверкнуло и сразу погасло
дикое пламя. Он глубоко вздохнул и улыбнулся, прежде чем обрел свою
обычную сдержанность.
— Ты, Артур, уже испытал вкус победы над Королями Стихий. В этот
Канун тебе осталось сразиться с демонами своего собственного сознания
— силами, преодолеть которые труднее всего. Одержав победу в этом
испытании, ты заработаешь ранг ОВИДДА: первый официальный ранг Друидов,
потому что тебе придется сражаться одному, без чьей-либо помощи.
Я останусь здесь, пока ты не вернешься. А теперь иди. На этой дороге
тебя ждет твоя судьба.
Дрожа от страха, я направился от развилки налево, как указал Мерлин,
Зная, что впереди меня ждет первое серьезное испытание на пути моего
Ученичества. Понятие «попытка» здесь больше не подходило — на этот
раз
то могла быть либо полная победа, либо полное поражение. Медленно
идя
0 тропе, я слышал, как Мерлин бормотал какой-то отрывок из книги
или
аклинание — ночной воздух отчетливо доносил звуки:
«Слабый свет мерцает над очагом,
Призраки Арденского леса проходят мимо
И их очертания маячат вдали!
Туманная Аода, дом человеческого Ауха —
Когда призраки рассеются, подобно
туману после восхода солнца,
Открой нам свои Двери»
Эти незнакомые строки заставили судорожно работать мое воображение,
воскрешая в памяти десятки леденящих душу образов. Что говорил мне
Мерлин? Ах, да... что Эксетер и его холмы перед приходом Максима
были опорным пунктом римлян. И сразу ожили ночные кошмары детства:
истории о кровавых римских легионах и их безжалостных атаках против
наивных британцев. (Ни один образ не мог вызвать у меня большего
ужаса, чем образ римского солдата, сидящего в засаде.) И разве не
по этим самым булыжникам ступали ноги этих варваров?
Хотя я и знал, что нельзя позволять эмоциям захватить себя, мое
разыгравшееся воображение продолжало подсказывать самые невероятные
мысли, какие только могут прийти в голову маленькому мальчику на
пустынной дороге, — глубокая ночь, вокруг ни живой души... а где-то
рядом бродит смерть! Мерлин всегда говорил, что «важна не сама задача,
а наша реакция на нее».
Стремление применить этот совет на практике только ускорило мой
шаги, когда внезапно впереди показался просвет. Когда я к нему приблизился,
я увидел, что все открывшееся пространство покрыто сотнями геометрических
фигур, залитых холодным лунным светом. Мне не нужно было выходить
на открывшуюся мне поляну, чтобы понять весь ужас своего положения
-" там, впереди, огромное и тихое, лежало древнее кладбище!
Это был бесплодный, заросший сорной травой участок земли на самой
вершине холма, окруженный со всех сторон высокой изгородью из деревьев
и кустарника. Через несколько минут мне все же удалось набраться
достаточно храбрости, чтобы подойти к ближайшим могильным камням
и прочитать хранившиеся на них надписи:
«VESPASIAN HIC IACET FELIUS SEVERUS», — гласила первая надпись.
«HIC SITUS TACEDONIUS STERNITURINFELIX ALIENO VULNERE», — прочитал
я на втором камне.
«...Несчастный, он пал от удара, который был предназначен другому»,
— медденно перевел я, силясь припомнить все, чему меня учили долгие
годы, ве вещи привлекли мое внимание. Первая — это язык и стиль
надписи, вторая —имя «Таседониус». Где-то в самых дальних уголках
моей памяти это имя вызывало какие-то ассоциации... римское имя.
Писатель или, может быть, философ? Нет... вождь. Император-генерал!
И тут же все обрело смысл: место —ИскаДамнониорум, латинские буквы
на камне, имя «Таседониус» и заброшенный вид самого этого места,
как будто оно было оставлено народом, исчезнувшим много лет назад.
О, боги Мерлин послал меня прямо на римское кладбище!
Как раз в это время в далеком Эксетере пробил церковный колокол.
Я молча подсчитывал удары, резко разорвавшие ночную тишину... всего
двенадцать. Полночь! Теперь понятно, почему Мерлин так спешил добраться
до места: он хотел, чтобы этот смутный час я провел здесь!
Я продолжал стоять неподвижно, залитый призрачным светом луны, пока
эхо донесшихся звуков не затихло вдали. И тут справа от меня послышался
совсем другой звук... на этот раз очень тихий, но от него у меня
кровь застыла в жилах. На том самом месте, где я только что стоял,
что-то зашевелилось. Низкий, болезненный стон разорвал тишину. Борясь
со страхом, как пловец борется с быстрым течением, я добрался наконец
до старого тиса, росшего на краю кладбища. Быстро вскарабкавшись
по его стволу и спрятавшись среди ветвей, я увидел сквозь густую
листву, как поверхность земли затягивает жуткий голубой туман. Вскоре
все кладбище стало похожена море, иад поверхностью которого поднимались
могильные камни, как будто головы потерпевших кораблекрушение, взывающих
о помощи. И из этого тумана постепенно начала материализоваться
одинокая фигура.
Это было привидение, ужасное, одетое в лохмотья, сквозь дыры которых
торчали голые кости — живой мертвец. Не в силах пошевелиться от
охватившего меня ужаса, я, как зачарованный, смотрел на этот отвратительный
призрак, который совершал свой путь между камнями. Из каждой могилы,
мимо которой он проходил, поднималось такое же гротескное создание
и присоединялось к нему... словно в какой-то адской игре.
Я не могу сказать, сколько прошло времени, пока собиралась эта мрачная
процессия, но скоро их было уже не меньше пятидесяти — взявшись
за руки, келеты образовали круг, который, все время увеличиваясь,
завертелся по часовой стрелке. С каждым новым трупом диаметр кольца
рос, пока мне не стало ясно, что оно скоро достигнет того дерева,
на котором я сидел. Мое сердце бешено забилось: сейчас меня поглотит
море смерти и мне никак этого не избежать!
В эти долгие минуты в моей голове один план бегства сменялся другим,
но страх открыться был слишком велик. Наконец мне стало казаться,
что теперь уже любая моя попытка обречена на неудачу—лишь несколько
футов быстро сокращающегося пространства отделяли меня от обитателей
этого царства кошмаров. И если бы хоть не этот запах гниющей плоти,
струящийся из-под тонкого слоя покрывающих их одежд... Вдруг фантастический
танец замер. Как по команде, все призраки повернулись — повернулись
к моему дереву — и сотни мертвых рук слали указывать вверх. Не в
силах больше сдержать свой ужас, я издал громкий вопль, и в то же
мгновение подо мной обломилась тисовая ветка.
Когда я,
наконец, смог оглядеться вокруг, толпа призраков уже исчезла. Быстро
вскочив на ноги, я осмотрел свое тело: крови не было. Потом я попытался
найти тропинку, которая привела меня сюда, но из-за густого тумана,
окутавшего вершину холма, эта задача казалась почти невыполнимой.
Минут пятнадцать я бесцельно бродил вокруг, пока не обнаружил дорогу,
которая-как мне показалось, ведет вниз. Со вздохом облегчения я
сделал первый шаг.-— воплощение всех моих страхов преграждало мой
путь.
Я почувствовал, как у меня задрожали коленки: нависший надо мной
призрак римского воина был ужаснее всего, что могло нарисовать мне
мое разыгравшееся воображение. Одетый в боевые доспехи, он высоко
занес длинный меч, обагренный кровью бесчисленных жертв, чьи головы
валялись
ног. И как ни странно, фигура казалась почти знакомой, как будто
она гда присутствовала где-то на заднем плане моих детских ночных
кошмаров. я на этот раз, я это чувствовал, все было совсем иначе...
на этот раз мой иной кошмар пришел за мной. В этот момент я твердо
знал, что иногда даже сон может убить человека.
И среди этого ада я увидел вдруг плывущее в тумане лицо Мерлина,
появившееся как будто для того, чтобы придать мне смелости. Глаза
учителя заставили меня собрать весь остаток своих сил. Схватив сухую
ветку, я что было мочи ударил ею необычного воина. И в тот же миг
ночная тишина опять была разорвана звуком церковного колокола Эксетера,
который пробил один раз. Фантом мгновенно растворился, превратившись
в туман, из которого он и появился, — тогда как мой мир перешел
в черноту холодной земли. Все вокруг было тихо и неподвижно.
Я был возвращен к жизни нетерпеливыми руками Иллтуда, когда он вытаскивал
меня из-под груды одеял.
— Что с тобой, Артур... ты заболел? — тормошил он меня. — Ты так
кричал, как будто за тобой гнался сам Дьявол. Проснись!
Открыв глаза, я был ослеплен свежими красками осеннего утра, когда
яркие солнечные лучи уже успели смыть последние следы ночных заморозков.
— Пошли, Артур... поторопись! — кричал Иллтуд. — Мы будем нужны
сегодня на празднике, а мы и так уже пропустили половину утренней
мессы!
— Где Мерлин? — рванулся я, полностью равнодушный к словам дру-га'
— Ему удалось убежать с горы невредимым?
Иллтуд бросил на меня преувеличенно хмурый взгляд.
— Этот злой друид не появлялся здесь, слава Богу, уже много месяцев.
— И тут же лицо его приняло удивленное выражение. — Мм... убежать
откуда 0 чем ты говоришь?
— Мы провели большую часть ночи вместе, — продолжал я настаивать
а своем, но вдруг почувствовал замешательство. — Как ты можешь этого
не
товарищ подошел и уселся рядом со мной, продолжая тщательно складывать
свои одеяла.
Меня не удивляет, что твоя дружба с этим язычником не приносит
ничего, кроме плохих снов, — решительно заявил он. — Ты всю ночь
здесь, рядом со мной, и все время метался и бормотал что-то во сне.
Но наступил день, так что постарайся все забыть.
—Забыть —воскликнул я. —Но это был не сон! —Я огляделся вокруг —
Я... так не думаю.
Иллтуд закончил складывать одеяла и уставился на меня.
— Ну, хорошо, в любом случае, — добавил он, — лучше возьми свой
испачканную землей мантию и хорошенько ее постирай. Ее и свинье-то
неприлично надеть, не то что христианину в День Всех Святых! Посмотри
— Она вся забрызгана грязью!
В этот миг из часовни донесся звон колоколов, и Иллтуд поспешил
туда
— Да, ты прав, — закричал я ему вслед, почти не сознавая, что я
говорю-«...дороги к Иске прошлой ночью были грязными».
«...Современный человек не
видит того, что, несмотря на всю
его рациональность и эффективность, им управляют
«силы», которые обычно не подчиняются ему. Его духи и боги
не исчезли совсем: они просто взяли себе новые имена».
(К. Г. Юнг, Собрание сочинений, том XII)
«Гора, где обитают призраки» — это история
готического ужаса — темное, таинственное приключение, кульминацией
которого является заключение юношей соглашения с самыми
темными уголками его личности. Эта история олицетворяет
настроения и чувства САМХЕЙНА, праздника Охоты в Потустороннем
Мире. Друиды, как изначальные мистики, находили особое удовольствие
в том, чтобы ночью накануне Дня Всех Святых (31 октября),
собравшись вокруг костра, рассказывать эту сказку своим
ученикам. Это вызывало зловещие образы и обеспечивало идеальную
почву для необычного ритуала, который описывается в 13 главе
КНИГИ ФЕРИЛЛТ, озаглавленной «Вызывание духов».
Поэтому для усиления сверхъестественных мотивов, которыми
окрашена глава «Гора, где обитают призраки», автор решил
привести точное описание приведенного там ритуала, который
можно использовать как аутентичное сопутствующее упражнение.
При этом, в силу готической природы этого ритуала, его вряд
ли можно посоветовать тем читателям, для которых он может
иметь только символическое значение.
Тысячи лет западные мистики всех убеждений использовали
следующую надгробную эпитафию, чтобы вызвать «тень Волшебника
Мерлина» для со
вета. На надгробии Мерлина на Горе Ньюэйс (в наше время
переименована в Нъюхилл, недалеко от города Кармартен),
установленном в шестом столетии, можно прочитать следующую
надпись:
«Веdd Ann ар lleian ymnewais
fynydd lluagor llew Ymrais Prif ddevin Merddin Embrais».
(Перевод: Могила сына монахини на горе Ньюэйс: Властелин
Битвы Ллео Эмбраис, Главный Волшебник, Мирддин Эмрис)
Для тех читателей, кто не говорит по-валлийски,
предлагается следующая фонетическая версия
БЕС АН Ап Т-Аай'ин, иим-НЬЮ-эйс
фИИН-ис Т-лу-АХ-гор Т-лу ИИМ-рэйз Приив Дью-ин МИИР-син
ЕМ-рис.
Вам следует выучить этот отрывок так, чтобы
вы могли точно воспроизвести его со всеми отмеченными голосовыми
модуляциями. Теперь правила дополнения: ритуал требует,
чтобы Вызывание осуществлялось в соответствующий ПОРОГОВЫЙ
ДЕНЬ (в сумерки или в полночь, в безлунную ночь или, оптимальный
вариант, — в Канун самого Самхейна: в полночь 31 октября)
и в соответствующем месте «на заброшенном кладбище высоко
в горах, подальше от населенных мест».
Когда место найдено (а для этого могут потребоваться длительные
поиски) и выбрана ритуальная площадка, ФЕРИЛЛТЫ рекомендуют
создать защитный круг очень необычной формы: круг из «голов».
Имеются в виду, конечно, не настоящие человеческие головы,
а их символические изображения — которые долгое время ассоциировались
с кануном Дня Всех Святых: лампы, вырезанные из тыквы или
репы. Этот обычай так глубоко укоренился в западной мистической
традиции, что излишне говорить здесь об истории его возникновения.
В наше время в канун Дня Всех Святых мы вырезаем только
тыквы, но во времена Британии друидов (особенно в Ирландии,
где возник этот обычай) было принято вырезать страшные лица
из больших реп, кабачков или тыкв, а внутрь вставлять зажженные
свечи. Затем их ставили на подоконник или за порог, чтобы
защитить семью от сущностей Потустороннего Мира, которые
в ночь перед Самхейном бродят вокруг от заката до рассвета.
По традиции, Для каждого ребенка в доме вырезалась одна
голова. Но почему голова? Потому что, как следует из легенды
о БЛАЖЕННОМ БРАНЕ, для кельтов «Благородная Голова» издавна
служила символом защиты. Бран был великим королем Времени
Легенд, который для того, чтобы навсегда защитить свои земли
от иностранных вторжений, приказал отрубить себе голову
и сжечь ее на лондонском Белом Холме (там, где сейчас находится
лондонский Тауэр), обращенном к Английскому каналу. Но даже
эта легенда уходит своими корнями в еще более древнее кельтское
представление о том, что место обитания человеческой души
находится в голове. Так что вырезанные тыквы предназначены
для того, чтобы призвать на защиту Голову Брана.
Именно поэтому КРУГ ИЗ ТЫКВ упоминается как разновидность
высшей Друидической защиты и используется при ВЫЗЫВАНИИ.
Друид становится в центре круга из «девяти вырезанных голов,
освещенных изнутри и поставленных лицами наружу», что обеспечивает
ему необходимую защиту во время вызывания. Конечно, лучше
всего использовать настоящие тыквы но глиняные и керамические
тоже подойдут. Такой круг нужно складывать утром перед Вызыванием.
И наконец, следует приготовить особое благовоние. По традиции
оно : сжигается в железном котле на горячих углях. Старинное
друидическое руководсгво по применению трав гласит: «Трава,
цветок и дерево образуют троицу». ;
1 часть ПОЛЫНИ — «трава»
2 части ДУРМАНА — «цветок»
3 части ТИСА — «дерево» (или можжевельник/кипарис)
Когда вы выучили стих, нашли подходящее место, сложили круг
из голов и подготовились к сжиганию благовоний, наденьте
черную мантию и ждите наступления ночи. Точно в половине
двенадцатого отправляйтесь на кладбище, зажгите головы и
подожгите благовония в котле (все это надо делать внутри
круга). В течение следующего получаса сжигайте в котле по
небольшому количеству приготовленной смеси. С наступлением
полночи вы должны проделать следующее:
* высыпать оставшиеся благовония на угли
* сесть в центре круга :
* девять раз подряд медленно прочитать ВЫЗЫВАНИЕ
* терпеливо ждать появления призрака; потом можно задать
Тени Мерлина три вопроса
* отпустите Тень, полностью погасив благовония; когда она
уйдет, потушите «головы» и покиньте круг.
В этом состоит РИТУАЛ ВЫЗЫВАНИЯ. Можно успешно
использоват различные его версии, если разумно основывать
их на исходной; читатели предлагается создать такую версию,
которая была бы действенной в конкр ных условиях, не забывая
при этом о том, что успех будет тем большим, че она ближе
к оригиналу. Ритуал всегда выполняется в одиночестве.
В ожидании полуночи для выполнения Ритуала, можно создать
себ соответствующее настроение/состояние ума, играя, слушая
или напевая МЕЛОДИЮ, которая соответствует этому событию.
Несколько превосходных примеров таких мелодий можно найти
в приложении к главе 11 (ПЕСЕН1 НЫЕ ЗАКЛИНАНИЯ). А ниже
приводятся прекрасные современные произведения, в которых
хорошо схвачен дух Самхейна:
* «Древние голоса детей (Джордж Крамб)
* «.Танец смерти» (Камилл Сен-Сане)
* «И бог создал Большой УЭЛЬС» (Ален Хованнес)
* «Апаребит Репентина умирает» (Пауль Хиндемит)
* «Антарктическая симфония» (Воган Вильяме)
* «Ученик чародея» (Дукас)
* «Весна священная» и «Requiem Canucks» (Стравинский)
* «Планеты» (Холст)
|
|