Глава I

ИДЕАЛ

Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему
должны поклоняться в духе и истине.
Иоан. 4:24

Высочайшее желание, которое может лелеять разумный человек, и исконнейшее его право — это быть совершенным. Знать всё, любить всё и быть известным всем и возлюбленным всеми; быть господином всего сущего — вот состояние, которое в какой-то степени ощущается интуитивно; однако интеллект смертного не в силах даже вообразить себе, что такое возможно. Некоторое представление о подобном блаженстве имеет тот, кто был — пусть на краткий миг — счастлив. Тот, кого не тяготят печали и не волнуют собственные желания, тот, кто осознает свою силу и знает, что он свободен, может почувствовать себя властелином миров и царем творения; и в такие моменты он и правда является им — для себя, — хотя кажется, что подданные его даже не подозревают о его существовании.

Но когда человек пробуждается от грез и смотрит на внешний мир через окошки своих пяти чувств, когда он начинает рассуждать об окружающем разумно, видение исчезает; он видит себя сыном Земли, смертным, прикованным множеством цепей к одной из пылинок Вселенной, к шарику материи, зовущемуся планетой и дрейфующему в безграничном пространстве. Он считает теперь, что идеальный мир, который мгновением раньше являлся ему во всём своем великолепии и славе, был лишь беспочвенным порождением мечты, не имеющим никакого отношения к действительности; что несомненно реально лишь физическое существование и его несовершенства, и иллюзии этого существования кажутся ему тем единственным, что достойно внимания. Человек видит вокруг себя материальные формы и начинает искать среди них то, что отвечает его высочайшему идеалу.

Величайшее желание каждого смертного — достичь того, что существует в нем как его высший идеал. Нельзя представить себе человека без идеала. Сознавать — значит сознавать наличие некоего идеала; разрыв с идеальным миром был бы смертью. Человек, не стремящийся к нему, бесполезен в хозяйстве Природы: тому, кто осуществил все свои желания, незачем больше жить, ибо жизнь для него теперь не имеет смысла. Каждый связан со своим идеалом: тот, чей идеал бренен, умирает вместе с ним, но тот, кто избрал нетленное, разделит его бессмертие.

Человек живет в двух мирах: внутреннем и внешнем. Эти миры существуют каждый в своих особых условиях; тот, где человек пребывает сейчас, и представляется ему реальным. Когда он полностью уходит во внутренний мир — во время сна или в глубокой задумчивости, — образы внешнего мира меркнут, однако после того, как человек очнется, увиденное им в таких состояниях забывается или остается лишь тенью воспоминания. Жить одновременно и здесь, и там может лишь тот, кому удалось гармонично слить свой внутренний и внешний миры в один.

Так называемое реальное редко соответствует идеальному, и часто случается, что человек после многих безуспешных попыток воплотить идеал во внешнем мире, разочарованный, обращается опять к миру внутреннему и решает отказаться от исканий; но если он сумеет реализовать свои стремления, для него наступает миг счастья — тогда, как мы знаем, время перестает для него существовать, внешний мир сливается с внутренним его миром, его сознание поглощено обладанием обоими, и при том он остается человеком.

Художникам и поэтам ведомы такие мгновения. Изобретатель, видящий, что его открытие признали и приняли, солдат, с победой возвращающийся с войны, влюбленный, соединившийся в предметом своих желаний, — все они забывают и теряют себя полностью, отдаваясь созерцанию своего идеала. Святой, в экстазе созерцающий представшего перед ним Спасителя, купается в океане восторга, и сознание его целиком сосредоточено на идеале, который он сам создал силами своего разума и души, но который столь же реален для него, как любое существо из плоти и крови. Шекспировская Джульетта находит свой смертный идеал в образе юного Ромео. С ним она забывает бег времени; ночь уходит, но она не замечает этого, и когда жаворонок поет, возвещая рассвет, она принимает его песнь за трели соловья. Счастье не ведает времени и не понимает опасности. Но идеал Джульетты смертен, и он умирает, а она, потеряв свой идеал, тоже должна умереть; бессмертные же идеалы этих влюбленных соединяются вновь в царстве вечности, куда они входят через врата физической смерти.

Но как для Джульетты солнце встает слишком рано, так для всех, кто обретает свой хрупкий идеал во внешнем мире, счастье уходит быстро. Воплощенный идеал перестает быть идеалом; бесплотные образы внутреннего мира, оказавшись в грубых руках смертных и одетые в материю, неизбежно умирают. Прежде чем человек сможет обрести бессмертный идеал, он должен утратить свою тленную природу.

Низшие идеалы можно убить, но их гибель вызывает к жизни новые их подобия. Из крови убитого вампира рождается целая стая. Исполненное эгоистическое желание открывает дорогу таким же желаниям, удовлетворенная страсть сменяется другой подобной же страстью, а за утолением чувственных порывов следует новая буря. Земное счастье кратко и часто оборачивается в итоге отвращением; лишь любовь к непреходящему бессмертна. Материальные достижения гибнут, ибо формы недолговечны и быстро разрушаются. Достижения интеллекта пропадают втуне, ибо интеллектуальные убеждения подвластны переменам. Желания и суждения изменяются, и память тускнеет. Живущий воспоминаниями о прошлом цепляется за нечто уже мертвое. Ребенок становится взрослым, а взрослый — стариком, который опять превращается в ребенка; место детских игрушек занимают игрушки ума, но исполнив свое предназначение, они оказываются столь же бесполезными, как те, первые; лишь духовные реалии вечны и истинны. В постоянно вращающемся калейдоскопе Природы иллюзорная часть принимает всё новые и новые формы. То, что высмеивалось как суеверие в одном столетии, в другом подчас принимают за основу наук, и то, что кажется мудростью сегодня, завтра, возможно, станут считать абсурдом. Неизменна лишь истина.

Но где человеку найти её? Если он углубится в себя в достаточной мере, истина ему откроется; каждый способен понять собственное сердце. Человек может озарить светом разума глубины своей души — и тогда он откроет, что она бездонна, как небо над его головой. Он может найти кораллы и жемчуг или увидеть чудовищ в её безднах. Если намерения его тверды и непоколебимы, ему дано будет войти в святая святых его собственного храма и узреть богиню, сбросившую покровы и пелены. Не каждому под силу добраться до этих глубин, ибо мысль легко сбивается с пути; но сильный и настойчивый искатель будет снимать один покров за другим, пока в самом центре не найдет зерно истины, которое, пробужденное к сознательной жизни, вырастет и станет солнцем, изливающим свой свет на весь внутренний мир, где содержится всё.

Как нам постичь истину? Истина, пробужденная к сознательной жизни, знает, что она такое; она — Божественный принцип в человеке, неподверженный ошибкам и неподвластный иллюзиям. Когда поверхность души не волнуема бурями страстей, когда никакие эгоистические желания не нарушают её покоя и воды её не замутнены отражениями прошлого — тогда в глубинах её как в зеркале мы видим образ вечной истины. Постичь истину во всей её полноте значит обрести жизнь и бессмертие; потеряв способность распознать её, мы оказываемся в объятиях смерти. Глас истины в человеке, ещё не пробудившемся к духовной жизни, звучит как "тихий, слабый голос", который можно различить в сердце; несовершенный улавливает его, как мы в полусне иногда слышим далекий звон колоколов; но в том, кто осознал жизнь, кто видел воскресение Духа в своем сердце и принял крещение первого посвящения, через которое прошел сам, голос вновь рожденного эго перестает быть неясным звуком и превращается в могущественное Слово Властителя. Пробужденный принцип истины обладает самосознанием и самодостаточностью, он — великое Духовное Солнце, которое знает, что оно существует. Он выше интеллекта и выше науки, он не нуждается в подтверждении "признанными авторитетами", его не заботят чужие мнения, и решения его нельзя оспорить. Он не знает ни сомнений, ни страха, но всегда спокоен в своем высшем могуществе. Его нельзя ни изменить, ни заменить, он всегда был и остается самим собой, независимо от того, воспринимает его смертный человек или нет. Он сравним со светом земного солнца, который нельзя погасить в мире, но от которого человек порой добровольно закрывается. Мы можем ослепить себя и не воспринимать истину, но сама истина от этого не меняется. Она озаряет душу и разум тех, кто пробудился к бессмертной жизни. Чтобы осветить маленькую комнатку, достаточно слабого огонька, а для большой залы нужен яркий светильник, но и там и там свет одинаково ярок; так и в сердцах всех людей свет не замутнен ничем, но сияет ярче или слабее в зависимости от их личных качеств.

Нет ничего выше истины, и потому постижение истины есть высший человеческий идеал. Высочайший идеал Мироздания должен быть всеобщим идеалом. Все люди устроены одинаково, в соответствии с одним вселенским законом, и потому высший идеал одинаков для всех и доступен всем, и в его достижении все индивидуальности соединяются в одно. Пока человек не сознает высочайший идеал Мироздания, таковым для него будет тот высший идеал, который он способен осознать; но поскольку существует идеал выше воспринимаемого им в данный момент, неосознанно он будет стремиться к нему, если только не станет специально упорно отвергать его зов. Только достижение высочайшего вселенского идеала может дать бесконечное счастье, ибо достигшему самого высшего нечего больше желать. Покуда существует идеал более высокий, человек будет стремиться к нему, но высочайший идеал, если он обретен, перестает притягивать, и человеку уже некуда стремиться, до той поры, пока сам уровень высочайшего идеала не станет выше. Таким образом, существует некое состояние совершенства, которого любой из людей может достигнуть и которое никто не может превзойти, пока вся Вселенная не поднимется на следующую ступень. Каждый вправе подняться до этого высочайшего уровня, но не все в равной мере способны к развитию: кто-то добивается успеха быстро, кто-то отстает по дороге, и, наверное, большинство падают и им приходится начинать всё с начала, с первой ступеньки лестницы. Из любого желудя, оказавшегося на земле, может вырасти дуб, но не все попадают в одинаковые условия. Некоторые прорастут, а кое из каких даже вырастут деревья, но большинство ожидает разложение и превращение в материал, из которого могут быть изваяны новые формы.

Высочайшая истина не доступна полностью человеку в смертной его форме. Тем, кто достиг совершенного сознания абсолютной истины, не нужна никакая форма, вмещающая сознание; они принадлежат к племени внеформенных. Те, кто скован цепями личности, не могут объединиться с универсальным принципом; разум, ставший столь необъятным, что телесный дом-темница уже не может вместить его, и не нуждается более в этой темнице. Духу нужно быть облеченным в некую форму только на первых шагах его развития. "Одежды кожаные"4 служат ему защитой от разрушительных стихийных влияний, принадлежащих к царству зла, пока он не способен этому злу противостоять. Когда дух познаёт зло и обретает силы, чтобы подчинять его себе, когда он постигает истину, "вкусив от древа Жизни и обретя жизнь вечную"5, он уже может защитить себя сам и телесная оболочка ему далее не требуется.

Человек, не достигший совершенства, если только он не начал деградировать, интуитивно ощущает, что истина есть, но не воспринимает её непосредственно. Ученый, который строит свои умозаключения исходя только из чувственного восприятия, далее всех отстоит от осознания истины, ибо он ошибочно принимает за реальность иллюзии, порождаемые его органами чувств, и отвергает откровения, сообщаемые ему его же собственной интуицией. Философ, не способный узреть истину, пытается постичь её своим интеллектом и может даже в чем-то приблизиться к ней; но тот, в ком истина осознала себя, знает её непосредственно и, единственный, не может ошибиться. Такое состояние непонятно большинству людей, непонятно ученым и философам в той же мере, как и людям необразованным, и однако же существовали и существуют в наши дни те, кому удалось его достичь. Это — истинные теософы; хотя далеко не любой теософ, носящий это имя, принадлежит к ним, как не любой, кто называет себя христианином, — Христос. Но истинный теософ и истинный Христос — одно и то же, поскольку оба — человеческие формы, в которых вселенская духовная Душа (шестой принцип оккультистов) осознала себя, и каждый, в ком она достигла такого состояния, есть теософ и есть Христос.

Поскольку истина одна, во всех концах земли люди, осознавшие её, воспринимают её одинаково. Этим объясняется то, что откровения тех, кого невежды называют "провидцами" и "религиозными фанатиками", столь схожи друг с другом, если, конечно, люди, их получившие, обладали равной силой. Истины, открытые Якобом Бёме или Парацельсом в Германии, по сути не отличаются от тех, что сообщались махатмами в Тибете, — разница только в объеме и в способе выражения. Переживший экстаз христианский святой в Англии или Франции поведал бы то же, что и впавший в транс индийский брахман или испытавший нечто подобное американский индеец, все трое, будучи в одинаковом состоянии, узрели бы совершенно одно и то же. Истина здесь, перед нами, она открыта взорам всех, кто способен воспринять её, но каждый будет описывать её на свой манер, соответственно своему образу мысли. Если бы, как считают невежды, видения святых и лам, саньяси и дервишей были только галлюцинациями, порождениями фантазии, разве могли бы они совпасть у людей, никогда не слышавших друг о друге? Дерево будет деревом для всех, кто его видит, и если зрение человека достаточно ясно, никакие вынесенные заранее суждения не обратят это дерево во что-нибудь иное; истина предстанет истиной перед всеми, кто способен её узреть, и никакие вынесенные заранее суждения не изменят её и не обратят в ложь. Узнать до конца истину значит узнать все сущее; любить истину превыше всего — значит соединиться со всеобщим сознанием; быть способным выразить истину во всей полноте — значит обладать властью над Вселенной; соединиться с непреходящей истиной — значит навек обрести бессмертие.

Восприятие истины требует уравновешенности ума и чувств. Покуда разум не пробудился к духовному сознанию и непосредственному восприятию истины, он видит только отсвет её и слышит лишь едва различимый её шепот. Тихий голос истины может потонуть в грохоте интеллектуальной фабрики, а свет — затмиться в буре чувств. Чтобы понять этот голос и увидеть этот свет ясно, без примесей посторонних восприятий, сердце и голова должны трудиться слаженно и действовать заодно. Для восприятия истины чистота сердца должна сочетаться с силой разума, и именно это имеют в виду, когда говорят, что люди должны стать подобны детям, прежде чем смогут войти в царство правды. Голова и сердце, опирающиеся на здравый смысл, выступают как нечто Единое, но если они в разладе, возникает абсурдная Двойственность, порождающая иллюзии. Неистовый безумец влеком только сердцем, а умствующий глупец прислушивается лишь к указаниям головы, живет, как говорят, одной головой, а о сердце забывает. Но ни кипение чувств, ни интеллектуальный фанатизм не раскрывают истину — лишь в "спокойствии после бури"6, когда эмоции и разум приходят в гармонию, можно найти её. Человек, отдающийся полностью на волю своих эмоций, похож на того, кто, поднимаясь на горный пик, начинает засыпать на ходу и, утратив контроль над собой, падает в пропасть; человек же, который опирается на чувственный опыт, только пропустив его через призму интеллекта, легко может потеряться в водовороте разнообразнейших иллюзий. Он подобен островитянину, живущему посреди океана, который изучает взятую оттуда каплю воды, а о существовании океана знать не знает. Но если голова и сердце настроены на божественную гармонию невидимого царства Природы, тогда человеку откроется истина, и высочайший идеал увидит в нем свой отраженный образ.

Материальный человек, погребенный в раковине своей плоти, может только чувствовать, но не видеть свет, исходящий из безграничного царства истины; но если он прикажет своим эмоциям: "Успокойтесь!" — а своему интеллекту: "Не обманывайся!" — он сумеет высунуть свои "усики" в область духа и воспринять свет истины. Сердце человека должно служить пробным камнем для проверки выводов, происходящих из умозаключений, а решения сердца должны взвешиваться умом; но когда пробудится духовное сознание, не будет больше разницы между их суждениями: представления, рождающиеся в голове, придут в гармонию со стремлениями сердца, и одна прозреет, а другое почувствует истину. Тогда низшие идеалы отступят перед её светом, ибо она — ревнивая богиня и не терпит никого рядом с собой.

Мужчина обычно руководствуется исключительно интеллектом, женщина — часто только чувствами. Необходимость делать заключения исходя из явлений внешнего мира является следствием материальности человеческого организма, в котором как в скорлупе заперты души людей, души, от которых единственно и исходит способность чувствовать и понимать; но если внутренний человек, истинный Дух, спящий в каждом смертном, пробуждается к жизни, он излучает свет, который и через покров материи озаряет душу. Тем, кто узнаёт истину непосредственно, не надо выискивать сведения о ней на печатных страницах: все сферы видимого и невидимого лежат перед ними, как открытая книга, в которой они могут прочесть всю историю мира. Им известны все формы жизни, ибо они едины с источником, из которого эти формы рождены; им нет необходимости изучать послания, ибо само Слово обитает в них. Они могут служить орудием, посредством которого вечная Мудрость открывается тем, кто погребен в материи.

Какой жалкой должна казаться посвященным яростная война мнений, которую ведут между собой те, кого человечество считает светочами знания и мудрости; какими неизмеримо малыми предстают эти светочи в сравнении с Солнцем истины! То, что несведущие принимают за светоч, просветленному пророку видится источником тьмы и чада, и мудрость мира сего есть безумие7 перед очами истины. Устрица в раковине может считать себя верхом совершенства, а свою полную радостей жизнь на дне океана — высшей формой бытия; ученый, гордящийся своими открытиями, нередко оказывается преисполнен суетного тщеславия, мало зная о том, сколь мало он знает. Многие деятели современной науки забывают, что величайшие открытия были сделаны отнюдь не титулованными адептами знания, а теми, на кого они смотрели с презрением, и что часто полезные изобретения входили в мир не при пособничестве, а, напротив, вопреки воле ученого сообщества. Возможно, не стоит будить неприятные воспоминания, но мы не можем закрывать глаза на тот факт, что господа профессоры жестоко высмеивали изобретателей железной дороги, парохода и телеграфа, что ученые мужи называли нелепыми утверждения о шарообразности Земли, что некоторые официальные хранители истины не раз изменяли ей и себе и что, скажем, медики особенно прославились своим непониманием законов Природы и противодействием истинному знанию везде, где оно входило в противоречие с их устоявшимися суждениями.

Многие полезные открытия были сделаны силой интуиции при поддержке могучего интеллекта; другие совершены мыслителями-интеллектуалами без участия интуиции и до сих пор остаются проклятием человечества. Веками люди ученых профессий процветали за счет людских страданий, и их многочисленные последователи, спутав верх и низ, свергли Бога человечности и поклоняются фетишу собственного "я". Брахманы и священники наполняют свои кошельки благодаря страху перед вымышленным дьяволом, якобы существующим где-то во внешнем мире, в то время как настоящему, внутреннему дьяволу, обитающему в животной природе человека, даются все возможности расти без помех. На протяжении столетий многие из тех, кто предназначен был служить Высшему, служили только золотому тельцу своей животной природы, внушая своим сторонникам ложные надежды на бессмертие и играя на эгоистической склонности людей добиваться материальных выгод лично для себя. Те, у кого человечество искало защиты от телесных болезней, кто поэтому — больше, чем кто бы то ни было — должен был понимать истинное строение человека, обычно экспериментировали с физической оболочкой, пытаясь найти причины болезни и не сознавая того, что эта форма есть выражение жизни, порождение души и что внешние признаки не могут быть по-настоящему изменены без изменения того внутреннего, что в них проявляется. Многие медики отказывались верить в существование души, ища причины болезней в их внешних проявлениях. Болезни неизбежно возникают, когда нарушаются законы Природы, они — следствие "грехов", которые не могут быть отпущены, но которые надо искупить, вернувшись к действиям, согласным с этими законами. Напрасно будут невежды просить блюстителей здоровья о помощи — обмануть Природу они не в силах. Доктора могут вернуть человеку здоровье, восстановив главенство природных законов, но пока они знают только исчезающе малую часть их, они в силах исцелить лишь изчезающе малую часть недугов, поражающих человечество; во многих случаях им удается избавиться от проявлений одной болезни, вызвав другую, более серьезную8. Едва ли есть смысл таким ученым искать причины эпидемий там, где болезни могут распространяться, но не возникают. Душу Земли, где гнездятся такие болезни, не увидишь под микроскопом, её может узреть только человек, чье духовное восприятие пробудилось с пробуждением к сознательной жизни его внутреннего "Я".

Что знает современная медицина о строении человека, жизнь и безопасность которого поставлены в зависимость от этого знания? Ей известно строение человеческого тела, предстающего как система мышц, костей и органов, и каждую из этих составных частей она называет своим именем, придуманным для того, чтобы их различать. Не владея сверхчувственным восприятием, медики не знают души человека, а верят, что тело — это и есть его суть. Если бы глаза их были открыты, они бы разглядели, что видимое тело — это только материальное ядро "нематериального", но тем не менее реально существующего человека, чья душа-сущность распространяется далеко в пространство, а дух безграничен. Они знали бы, что в жизненном принципе, в существование которого они не верят, как раз и лежат основы чувствительности, способности восприятия, сознания и все те факторы, которые определяют развитие физической формы. Находясь в плену своей роковой ошибки, медики пытаются излечить вовсе не то, что болеет, а настоящий больной остается им неизвестен. Поэтому не удивительно, что в наши дни самые образованные медики пришли к выводу, что современная медицина — скорее бедствие, чем благо человечества, а наши лекарства приносят больше вреда, чем пользы, поскольку ими постоянно злоупотребляют.

В будущем хороший врач будет знать истинное строение человека и не станет отталкиваться от иллюзорных внешних проявлений, но разовьет свое внутреннее восприятие до такого уровня, чтобы иметь возможность прозревать скрытые их причины. Достижения материальных наук перестанут определять его действия, а превратятся во вспомогательное средство. Путеводной же звездой ему будет его знание (не имеющее ничего общего с "мнениями" и "предрассудками"), и это знание даст ему веру, которая и есть та сила, что позволит ему воздействовать на составляющие человека, недоступные для влияния лекарств.

Но даже современные медики на практике поступают мудрее, чем утверждают в теории. Врач может сколько угодно заявлять, что он не верит в веру, однако живет он и зарабатывает свой хлеб только благодаря вере. Ибо если бы люди не верили ему, они бы его не приглашали, и если бы больные не верили, что врач может им помочь, они не стали бы исполнять его указаний. Медик без интуиции, который не верит в себя и в которого никто не верит, ничего не достигнет как врач, сколько бы он ни учился в разных школах.

Что нынешняя профаническая наука знает о Разуме? Согласно расхожему определению, разум — это "интеллектуальная способность в человеке", и поскольку под человеком здесь подразумевается видимая оболочка, разум оказывается чем-то в этой оболочке заключенным. Но если это так, не могло бы происходить передачи мыслей на расстояние. Если бы не существовало никакой субстанции разума вне видимой оболочки, как могла бы мысль распространиться от одной оболочки до другой? Ни одного звука нельзя услышать в пространстве, из которого выкачан воздух, и ни одна мысль не может быть передана от одного индивида к другому без наличия между ними соответствующего материального носителя, работающего как проводник. Но возможность передачи мыслей на расстояние ныне признана практически всеми; реальность этого явления давно поняли дети, использовавшие передачу мыслей на практике в своих играх, а теперь его существование не вызывает сомнений даже у самых больших скептиков9. Более того, каждый, кто не верит в возможность передачи мыслей на расстоянии, в силах убедиться в такой возможности сам — передав свои мысли другому, либо — если он по природе восприимчив — попросив кого-нибудь передать мысли ему. Исходя из сказанного, даже самому поверхностному наблюдателю должно стать ясно, что в своих утверждениях, касающихся столь фундаментального понятия, как разум, профаническая наука еще очень далека от истины. Ее логические заключения не могут быть верными, пока они исходят из ложных посылок, и её суждения о способностях, присущих человеку, нельзя считать правильными, пока она не знает истинной природы Человека.

Насколько же неизмеримо более серьезными и насколько же более разумными представляются учения древней науки, согласно которым всё сущее есть выражение мыслей Вселенского Разума, наполняющих беспредельность пространства! В этом учении Разум выступает как сознательное, разумное начало в царстве бесконечности, использующее в качестве орудий живые существа; и Человек, интеллектуальная способность, которая есть выражение Мирового Разума, может воспринимать, отражать и преобразовывать его мысли, подобно тому как алмаз начинает светиться в лучах солнца.

Ученый будущего, обретя духовное восприятие, признает эту истину. Но когда придет то время, положения науки перестанут быть просто суждениями и убеждениями, и их место займет знание. Не будет никакого смысла в изучении чужих мнений, противоположных твоим, ибо люди будут знать истину, и вместо того, чтобы быть учеными, будут мудрыми.

Повсеместный утилитаризм нашего века есть следствие общего непонимания истинной природы Человека и того, что для него в действительности полезно и ценно. Обретя индивидуальное сознание и знание, человек вошел в противоречие с универсальным законом10, и если он вернется в "рай", пребывающий в его собственном сердце, приведя свои желания в гармоничное соответствие с этим законом, он сможет "простереть руку свою и взять также от древа Жизни и вкусить и жить вечно"11. Ничего нет выше во Вселенной, чем Бог, осознавший свою силу в человеке, ставшем совершенным.

Если мы считаем, что цель нашей жизни — ублажать наше материальное "я" и обеспечивать его всем необходимым, и что такое материальное благополучие и есть высшее счастье, мы принимаем низ за верх и иллюзию за правду. Материальность нашей жизни — следствие материальности наших тел. Мы — "черви земные", поскольку привязаны к земле своими стремлениями. Если мы сумеем встать на путь эволюции, которая сделает нас менее материальными, более тонкими, возвышенными, возникнет совершенно иная цивилизация. То, что кажется нам теперь нужным, то, без чего мы не можем обойтись, станет тогда абсолютно бесполезным; если наше сознание сможет переноситься со скоростью мысли в любую точку земного шара, прежние транспортные средства и средства связи нам уже не потребуются. По мере того, как мы всё глубже погружаемся в материю, приспособления, которыми мы вынуждены поддерживать свою жизнь, становятся тоже всё более материальными; но сущностный и могущественный бог в человеке не материален — в обычном смысле этого слова — и не подвластен ограничениям, налагаемым материей.

Возвышение недолговечного и хрупкого "реального" человека до состояния совершенства, присущего вечному идеальному человеку, есть важнейшее Таинство, которое нельзя узнать из книг. К этой великой тайне может приобщиться и ребенок, но она навсегда останется скрытой от того, кто, живя лишь в мире чувственных восприятий, не способен постичь её. Обретение духовного сознания есть Magnum opus, Великое Делание, о котором алхимики говорили, что на него могут уйти тысячелетия, а может — один миг, и даже женщине, сидящей за прялкой, под силу свершить его. Они рассматривали душу человека как тигль, где пребывающим в непрестанном борении чувствам дано очиститься жаром высоких стремлений и священной любви к истине. Алхимики учили тому, как можно сублимировать душу смертного человека и очистить её от всех земных привязанностей, пробудив к жизни и освободив бессмертную её часть; как очищенные элементы, будучи подняты к высшему источнику закона, низвергаются вниз "потоками белоснежного ливня", видимыми всем, ибо они представляют собой все деяния жизни святой и чистой. Они учили, как превратить неблагородные металлы — то есть животные энергии в человеке — в чистое золото истинной духовности и как, обретя духовное сознание и жизнь — аллегорически представлявшиеся как эликсир жизни, — душа может сохранить свою невинность и юность и получить бессмертие.

Все эти истины разделили судьбу прочих истин: непосвященные неправильно поняли и отвергли их, ибо невежды всегда громче всех требуют правды и отворачиваются от неё, когда им её преподносят, поскольку слепы и не могут её разглядеть; алхимия как наука известна сейчас только тем, кто способен её постичь. Теологи и масоны — те и другие на свой манер — сохранили учение алхимиков, и хорошо, если какой-нибудь масон или священослужитель понимает, о чем он толкует. Таких истинных последователей очень немного. Системы, в которые было облечено древнее знание, по-прежнему в ходу, но холодная рука сенсуализма и материализма коснулась внешних их форм, и дух их покинул. Доктора и священники видят только внешность, и немногие способны прозреть сокровенную тайну, в которой формальные образы черпают свою жизнь. Ключ от внутреннего святилища потерян теми, кому доверено было его хранить, и ученики Хирама Абифа не отыскали забытый пароль. Загадка египетского Сфинкса еще ждет своего решения, и ответ на нее будет явлен только тому, кто имеет достаточно сил, чтобы самому найти его.

Но истина по-прежнему живет. Она обитает на вершине горы, зовущейся Вера в вечный Закон Блага. Она сияет в глубинах внутреннего мира человека и изливает свой благословенный свет в лежащие внизу долины; и там, где двери или окна открыты навстречу этому сиянию, она разгоняет тьму, давая людям — будь то мужчина или женщина — понимание того, что по сути своей они подобны богу, и выводя их на путь, ведущий к совершенству. По этому пути свет истины будет вести их, пока не утихнут сражения, и не воцарится опять закон, и они не обретут вечное счастье, воплотив высочайший идеал Мироздания.