Флоринда Доннер. Жизнь-в-сновидении

Глава 5

Не обращая внимания на колючий кустарник, я мчалась вслед за собакой, которая с бешеной скоростью неслась через заросли полыни. Ее золотистая шерсть, то и дело мелькавшая меж диких благоухающих кустов, вскоре совсем пропала у меня из виду, и мне приходилось ориентироваться лишь на ее лай, который становился все тише и тише, замирая в отдалении. Я с тревогой заметила, что вокруг меня сгущается туман. Он плотной стеной окружил то место, где я стояла, и в считанные секунды небо совсем пропало из виду. Послеполуденное солнце, напоминавшее тлеющий огненный шар, едва можно было различить. И величественный вид на залив Санта Моника, сейчас уже скорее воображаемый, чем видимый с горного хребта Санта Сьюзана, исчез с невероятной скоростью. Меня не беспокоило то, что я потеряла из виду собаку. Однако я понятия не имела, как разыскать то скрытое от людских глаз место, которое мои друзья избрали для нашего пикника. Да и где проходит та тропа, по которой я ринулась вслед за собакой? Я сделала несколько неуверенных шагов примерно в том направлении, куда убежала собака, и тут меня что-то остановило. Сквозь некоторый просвет в тумане я увидела, как вверху вдруг возникла и стала спускаться ко мне крошечная светящаяся точка. За ней последовала еще одна, и еще, -- словно маленькие огоньки, нанизанные на невидимую нить. Огоньки мерцали и колебались в воздухе, а затем, как раз когда они уже должны были достичь меня, -- исчезли, будто их поглотил окружавший меня туман. Поскольку они пропали передо мной всего лишь в нескольких футах, я двинулась вперед, поближе, полная желания исследовать это необычное явление. Напряженно вглядываясь в туман, я увидела темные человеческие силуэты, парящие в воздухе на высоте двух-трех футов от земли. Они перемещались так, словно ходили на цыпочках по облакам. Я сделала еще несколько нерешительных шагов и остановилась, поскольку туман сгустился и поглотил Я стояла неподвижно, не зная, что делать, меня охватил какой-то совершенно необычный испуг. Это не был обычный знакомый испуг, -- он был какой-то телесный, как будто находился у меня в животе. Должно быть, такой испуг ощущают животные. Я не знаю, как долго я там стояла. Когда туман достаточно рассеялся и я снова смогла видеть, я заметила слева от себя на расстоянии пятидесяти футов двух мужчин, которые сидели, скрестив ноги, на земле. Они негромко говорили друг с другом. Впечатление было такое, что их голоса долетали отовсюду, подхваченные напоминавшими мягкие комки хлопка клочьями тумана. Я не понимала, о чем они говорят, но почувствовала себя спокойнее, уловив несколько слов из их беседы -- говорили они на испанском. -- Я заблудилась! -- прокричала я по-испански. Оба медл 1000 енно повернулись, на их лицах была видна нерешительность и удивление, словно их взору предстал призрак. Я поспешно оглянулась в надежде увидеть позади себя то, что вызвало у них такую необычную реакцию. Но там ничего не было. Рассмеявшись, один из мужчин поднялся, потянулся, расправляя свои конечности, пока в суставах не раздался хруст, и преодолел разделявшее нас расстояние быстрыми широкими шагами. Он был невысокого роста, молодой, крепкого сложения, с широкими плечами и крупной головой. Его темные глаза светились веселым любопытством. Я рассказала ему, что бродила с друзьями по окрестностям и заблудилась, погнавшись за их собакой. -- Я понятия не имею, как теперь к ним вернуться, -- закончила я свой рассказ. -- В этом направлении дальше идти нельзя, -- предупредил он меня. -- Мы стоим на краю обрыва. Он уверенно взял меня за руку и подвел к самому краю пропасти, который был не далее чем в десяти футах от того места, где я остановилась. -- Мой друг, -- продолжал он, указав на другого мужчину, который по-прежнему сидел, уставившись на меня, -- как раз закончил рассказывать мне, что здесь под нами внизу находится древнее индейское кладбище, и тут возникла ты, едва не напугав нас до смерти. Он изучающе поглядел на мое лицо, на мою длинную светлую косу и спросил: -- Ты шведка? Все еще сбитая с толку тем, что этот парень сказал о древнем кладбище, я неподвижно вглядывалась в туман. При обычных обстоятельствах я как студент-антрополог горела бы желанием разузнать поподробнее о древнем индейском кладбище. Однако в данный момент мне это было совершенно безразлично, даже если оно в этой туманной пустоте действительно скрывалось. Моя мысль вертелась вокруг одного -- если бы меня не отвлекли те огоньки, то я вполне могла бы быть погребена там сама. -- Ты шведка? -- переспросил парень. -- Да, -- соврала я и тут же об этом пожалела, но не знала, как поправить положение, не потеряв при этом свое лицо. -- Ты великолепно говоришь по-испански, -- заметил он. -- У шведов необыкновенные способности к языкам. Я почувствовала себя ужасно виноватой, однако не смогла удержаться, чтобы не добавить, что жителям Скандинавии приходится по необходимости учить разные языки, если они хотят общаться с остальным миром. -- К тому же, -- созналась я, -- я росла в Южной Америке. Непонятно почему, но эта информация, кажется, сбила с толку молодого человека. Он покачал головой, словно не веря, затем надолго замолчал, погрузившись в раздумья. Затем, как будто он пришел к какому-то решению, он проворно ухватил меня за руку и повел к тому месту, где сидел его приятель. У меня не было желания попадать в чье-либо общество. Я хотела поскорее вернуться к своим друзьям. Но рядом с этим парнем мне было так легко, что вместо того, чтобы попросить его отвести меня к тропе, я рассказала ему во всех подробностях об огоньках и человеческих силуэтах, которые я только что видела. -- Как странно, что дух уберег ее, -- пробормотал сидевший мужчина, словно обращаясь к самому себе. Он нахмурился, сдвинув свои темные брови. Однако обращался он, конечно же, к своему товарищу, который буркнул что-то ему в ответ, -- мне не удалось уловить, что именно. Они обменялись конспиративными взглядами, усилив тем самым мое чувство неловкости. -- Прошу прощения, -- сказала я, обращаясь к сидящему, -- я не поняла, что вы сказали. Он уставился на меня мрачным, вызывающим взглядом. -- Ты была предупреждена об опасности, -- ответил он низким звучным голосом. -- Эмиссары смерти пришли тебе на помощь. -- Кто? -- вопрос вырвался помимо моей воли, хотя я прекрасно поняла его слова. Я пригляделась к нему повнимательнее. На какое-то мгновение у меня возникла уверенность, что я этого человека знаю, но когда я стала всматриваться дольше, то поняла, что никогда раньше его не видела. И все же полностью от 1000 делаться от чувства, что он мне знаком, я не могла. Он был не столь молод, как его товарищ, однако старым его тоже нельзя было назвать. Он, конечно же, был индеец. У него была темно-коричневая кожа, черные волосы с синеватым отливом -- прямые и толстые, словно стебли травы. Но почти знакомы мне были не только внешние его черты -- он был угрюм, причем так, как только я могу быть угрюмой. Похоже, мой изучающий взгляд заставил его почувствовать себя неловко, и он резко встал. -- Я доставлю тебя к твоим друзьям, -- буркнул он. -- Следуй за мной и не вздумай падать вниз. Ты упадешь мне на голову и погубишь нас обоих, -- добавил он грубовато. Прежде чем мне предоставилась возможность сказать, что я не какой-нибудь неуклюжий мешок, он уже двигался вниз по весьма крутому склону горы с противоположной от обрыва стороны. -- Вы знаете, куда идете? -- прокричала я ему вдогонку. Мой голос от волнения прозвучал излишне резко. Я не представляла себе, где мы находимся, -- не могу сказать, что обычно это у меня хорошо получалось, -- но я и не думала, что преследуя собаку, взобралась на холм. Мужчина обернулся, на его лице на мгновение вспыхнула лукавая белозубая улыбка, однако глаза его не смеялись. Он взглянул на меня мрачным каменным взглядом. -- Я веду тебя к твоим друзьям, -- это было все, что он сказал в ответ. Он мне не нравился, однако я ему поверила. Он был не слишком высок -- где-то пять футов десять дюймов -- и не широк в кости, но фигура его своей массивностью и компактностью производила впечатление коренастого человека. В тумане он передвигался с исключительной уверенностью, легко и грациозно ступая там, где, как мне казалось, был вертикальный обрыв. Тот, что был помоложе, спускался позади меня, помогая мне всякий раз, когда я оказывалась в затруднительном положении. Своими заботливыми манерами он походил на старинного джентльмена. У него были сильные, красивые и невероятно мягкие при касании к ним руки. Сила его поражала. Он несколько раз с легкостью поднимал меня в воздух и проносил над своей головой. Возможно, это был не столь уж великий подвиг, учитывая мой ничтожный вес, однако, если принять во внимание то, что он стоял при этом на глинистых ступеньках и был всего лишь на два-три дюйма выше меня, то выглядело это весьма впечатляюще. -- Ты должна поблагодарить эмиссаров смерти, -- настойчиво заявил мужчина, который вел нас, как только мы добрались до ровной земли. -- Да ну? -- спросила я насмешливо. Мысль о том, что нужно говорить "спасибо" каким-то "эмиссарам смерти", показалась мне смешной. -- И что, мне теперь на колени становиться? -- поинтересовалась я, не удержавшись и хихикнув. Мужчина и не думал, что для меня это шутки. Он положил руки на пояс и посмотрел мне прямо в глаза. На его узком скуластом лице не было и тени улыбки. Что-то угрожающее было в его позе, в его раскосых темных глазах, в его мохнатых бровях, которые мостом сходились над его точеным носом. Он резко повернулся ко мне спиной, отошел и уселся на ближайший камень. -- Мы не покинем это место, пока ты не поблагодаришь эмиссаров смерти, -- заявил он. Внезапно меня словно громом поразило -- я осознала, что я одна нахожусь невесть где в тумане в компании двух странных людей, один из которых, возможно, опасен. Я поняла, что он не двинется с места, пока я не выполню его нелепое требование. К моему изумлению, вместо того, чтобы испугаться, я почувствовала, что готова рассмеяться. Всепонимающая улыбка на лице молодого парня ясно свидетельствовала, что он знает, о чем я думаю, и это немало его забавляет. -- Пожалуй, на колени можно и не становиться, -- сказал он мне, а затем, не в силах дальше сдерживать веселье, расхохотался. Его смех звучал ясно и отрывисто, он словно камешками рассыпался повсюду вокруг меня. У него были снежно-белые, совершенно ровные, 1000 как у ребенка, зубы. Его лицо выглядело озорным и в то же время мягким. -- Достаточно просто сказать "спасибо", -- подсказал он мне. -- Скажи. Что ты при этом потеряешь? -- Я чувствую себя глупо, -- сказала я ему доверчиво, намеренно пытаясь склонить его на свою сторону. -- Я не стану этого делать. -- Почему? -- спросил он меня без всякого осуждения. -- На это уйдет какая-то секунда, к тому же, -- улыбаясь, подчеркнул он, -- это совершенно не больно. Я невольно хихикнула. -- Мне жаль, но я не могу этого сделать, -- повторила я. -- Такая уж я есть. Всякий раз, когда кто-то настаивает, что я должна что-то сделать, я не хочу этого делать, злюсь и упираюсь. Парень задумчиво кивнул; его глаза глядели в землю, подбородок покоился на кулаках. -- Однако факт, что нечто помогло тебе избежать увечья, а возможно, и гибели, -- промолвил он после длинной паузы. -- Нечто необъяснимое. Мне пришлось согласиться с ним. Я даже призналась, что для меня все это выглядит совершенно непостижимым, и попыталась сказать что-то о явлениях, которые происходят случайно в нужное время и в нужном месте. -- Все это очень правильно, -- ответил он, затем улыбнулся и весьма смело коснулся моего подбородка. -- Но это ничего не объясняет в твоем случае. Ты получила дар. Называй того, кто его тебе его дал, случайностью, стечением обстоятельств, цепью событий или как угодно еще, но факт остается фактом -- тебя уберегли от увечий и боли. -- Возможно, вы и правы, -- согласилась я кротко. -- Мне следовало бы проявить большую благодарность. -- Не проявлять большую благодарность, а чувствовать себя более гибко и раскованно, -- сказал он и расхохотался. Заметив, что я начинаю злиться, он широко развел руки, словно пытаясь охватить окружающие нас заросли полыни. -- Мой друг считает, что виденное тобой связано с индейским кладбищем, посреди которого мы сейчас и находимся. -- Я не вижу никакого кладбища, -- возразила я, защищаясь. -- Его непросто разглядеть, -- объяснил он, глядя на меня прищуренным взглядом, будто у него что-то случилось со зрением. -- И не туман мешает его увидеть. Даже в ясный солнечный день здесь ничего не видно, кроме зарослей полыни. -- Он стал на колени и улыбаясь посмотрел на меня снизу вверх. -- Однако опытный глаз приметит, что эти заросли имеют необычную форму. Он лег на землю плашмя, голову наклонил влево и жестами предложил мне сделать то же самое. -- Только так это можно разглядеть отчетливо, -- пояснил он, когда я улеглась рядом с ним на землю. -- Я бы этого ни за что не узнал, если бы не мой друг, который знает множество разных интересных и увлекательных вещей. Поначалу я не увидела ничего; затем один за другим моему взору стали открываться камни, спрятанные в хитросплетении травяных зарослей. Они были темные и блестящие, словно их умыл туман, и выстроились в круг, больше напоминая собой некие существа, чем просто камни. Я едва не вскрикнула, когда поняла, что круг камней представляет собой точное подобие круга человеческих фигур, которые я видела ранее в тумане. -- Теперь я и вправду напугана, -- пробормотала я, тревожно поеживаясь. -- Я рассказала вам, что видела человеческие силуэты, выстроившиеся в круг, -- я глянула на него, чтобы посмотреть, не сквозит ли в его лице насмешка или неодобрение, а затем добавила: -- Это полный абсурд, но я почти что могу поклясться, что эти камни и есть люди, которых я видела. -- Я знаю, -- прошептал он так тихо, что мне пришлось придвинуться к нему поближе. -- Все это очень таинственно, -- продолжал он. -- Мой друг, который, как ты уже, должно быть, заметила, по происхождению индеец, говорит, что на некоторых индейских кладбищах имеется ряд или круг из каменных валунов. Эти валуны -- эмиссары смерти. -- Он изучающе посмотрел на меня, словно желая убедиться, что приковал к себе все мое внимание, и уверенно добавил: -- Они 1000 -- это эмиссары, имей в виду, а не символы, изображающие эмиссаров. Я продолжала смотреть на парня широко раскрытыми глазами, но не только потому, что не знала, какие выводы делать из его утверждений, -- дело в том, что когда он говорил и улыбался, его лицо непрерывно менялось. Не то чтобы менялись черты его лица, но оно то было лицом шестилетнего ребенка, то лицом семнадцатилетнего юноши, а иногда -- лицом старика. -- Это какое-то странное поверье, -- продолжал он, похоже, не обратив внимания на мой пристальный взгляд. --И я не слишком-то серьезно к нему относился, пока ты не свалилась с неба как раз в тот момент, когда мой друг рассказывал мне об эмиссарах смерти, -- и не поведала о том, что только что видела. Если бы я был по своей природе недоверчив, -- добавил он, и в его голосе вдруг появились угрожающие нотки, -- я бы решил, что вы с ним сговорились. -- Я его не знаю! -- бросилась я защищать себя, возмущенная одним лишь его намеком, затем тихо прошептала, так, чтобы только он один мог меня слышать: -- Если честно, то от вашего друга у меня по коже мурашки бегают. -- Если бы я был по своей природе недоверчив, -- повторил молодой человек, не обращая внимания на то, что я его перебила, -- я решил бы, что вы с ним на самом деле пытаетесь меня напугать. Однако недоверчивость мне не свойственна. Поэтому все, что мне остается, -- оставить в покое свои суждения и полюбопытствовать насчет тебя. -- Незачем обо мне любопытствовать, -- ответила я раздраженно. -- К тому же, я все равно ничего не понимаю в той чепухе, что вы тут мелете. Я гневно взглянула на него. Его выбор не внушал мне никакой симпатии. Теперь и от него у меня по коже побежали мурашки. -- Он говорит о благодарности эмиссарам смерти, -- вмешался тот, что был старше. Он подошел к нам и уставился на. меня сверху вниз чрезвычайно странным взглядом. Полная страстного желания поскорее убраться с этого места и от этих двух сумасшедших, я вскочила и прокричала слова благодарности. Мой голос эхом отозвался в зарослях, словно они обратились в скалы. Я вслушивалась, пока отзвуки моего голоса совсем не затихли. А затем, словно одержимая, совершенно наперекор собственному здравому смыслу, я стала выкрикивать "спасибо" снова и снова. -- Я уверен, что эмиссары более чем довольны, -- сказал младший из двух, легонько похлопав меня по икре. Расхохотавшись, он перевернулся на спину. Удивительная сила была в его глазах, в очаровательной мощи его смеха. Я ни на мгновение не усомнилась, невзирая на такое веселье, что и в самом деле поблагодарила эмиссаров смерти. И что самое странное, я чувствовала, что нахожусь под их защитой. -- Кто вы такие? -- я адресовала свой вопрос молодому парню. Он одним быстрым плавным движением вскочил на ноги. -- Я -- Хосе Луис Кортез, но друзья зовут меня Джо, -- представился он, приготовившись пожать мне руку. -- А это мой друг -- Гумерсиндо Эванс-Притчард. Из опасения, что от такого имени я громко расхохочусь, я прикусила губу и принялась чесать воображаемый укус на колене. -- Наверное, блоха, -- сказала я, поглядывая то на одного из них, то на другого. Они в свою очередь уставились на меня, лишив возможности потешиться этим именем. На их лицах было такое серьезное выражение, что мой смех тут же пропал. Гумерсиндо Эванс-Притчард взял мою руку, вяло свисавшую вдоль тела, и энергично потряс ее: -- Я рад с тобой познакомиться, -- сказал он на чистейшем английском языке с первоклассным британским акцентом. -- Я уж было подумал, что ты -- эдакая зазнавшаяся п.... (Грубая брань. В оригинале -- "cunt". Выражение грубое, но заменить или смягчить его не удалось. Гумерсиндо этим словом изрядно шокировал Флоринду (поэтому выражение должно быть крепким), видимо, этого он и добивался (см. контекст). Так что остается надеяться на понимание и крепкие нервы читателей (прим. перев.)). 1000 Мой рот раскрылся, а глаза вылезли из орбит. И хотя что-то во мне подметило, что его слова означали скорее комплимент, чем оскорбление, мой шок был столь силен, что я стояла, словно парализованная. Особым пуританством я не отличалась -- при соответствующих обстоятельствах я могла переплюнуть кого угодно, -- но в самом звучании слова cunt для меня было что-то столь потрясающе обидное, что оно лишило меня дара речи. Джо пришел мне на выручку. Он извинился за своего друга, объяснив, что Гумерсиндо -- непримиримый борец с общественными предрассудками. И прежде чем мне представилась возможность сказать, что по моим понятиям он явно перешел все рамки приличия, Джо добавил, что Гумерсиндо вынужден быть борцом с общественными предрассудками, и это связано с тем фактом, что он носит фамилию Эванс-Притчард. -- Это не должно никого удивлять, -- заметил Джо. -- Его отец был англичанином, который бросил его мать, индейскую женщину из Джелиско, еще до рождения Гумерсиндо. -- Эванс-Притчард? -- повторила я, все еще защищаясь, затем повернулась к Гумерсиндо и поинтересовалась, кажется ли ему нормальным, что Джо выдает первой встречной фамильные секреты, бросающие на него тень. -- Нет никаких бросающих тень секретов, -- ответил за своего друга Джо. -- И знаешь почему? -- Он сковал меня взглядом своих сияющих темных глаз, которые не были ни карими, ни черными, но скорее цвета спелых вишен. Я беспомощно покачала головой, желая сказать "нет", мое внимание было приковано к его непреодолимому взгляду. Казалось, что один глаз смеется надо мной, другой же был чрезвычайно серьезен, в нем сквозило что-то зловещее и угрожающее. -- То, что ты называешь секретами, бросающими тень, -- это для Гумерсиндо источник силы, -- ответил Джо на свой собственный вопрос. -- Известно ли тебе, что его отец -- ныне знаменитый английский антрополог? Гумерсиндо ненавидит его лютой ненавистью. Гумерсиндо едва заметно кивнул, словно этой ненавистью гордился. Я едва могла поверить, что мне подвернулась такая удача. Они имели в виду никого иного как Е. Е. Эванс-Притчарда, одного из самых значительных социальных антропологов двадцатого века. И как раз в этом семестре я занималась в стенах УКЛА (в оригинале "UCLA" - Univercity of California in the Los Angeles (прим. перев.)) изучением работ по истории социальной антропологии и биографий исследователей, внесших наиболее значительный вклад в эту область. Вот это да! Мне пришлось сдержать себя, чтобы не закричать во весь голос и не запрыгать от возбуждения. Появиться с таким интригующим секретом! Знаменитый антрополог соблазняет и впоследствии бросает индейскую женщину. Меня ни капли не беспокоил тот факт, что Эванс-Притчард не проводил никаких исследований на территории Мексики, -- он, в основном, был известен своими работами в Африке, -- поскольку я была уверена, что непременно обнаружу, что в один из его визитов в Соединенные Штаты он заезжал в Мексику. Подтверждение тому стояло прямо передо мной. Радостно улыбаясь, я поглядывала на Гумерсиндо; мысленно я пообещала себе, что, конечно же, не стану обнародовать факты без его разрешения. Ну разве что только расскажу что-нибудь одному из своих профессоров,-- думала я. В конце концов, не каждый день попадает в руки такая информация. В моем уме вертелись разные возможности. Это могла бы быть, скажем, небольшая лекция для нескольких избранных студентов дома у одного из профессоров. Мысленно я уже выбрала профессора. Нельзя сказать, что он мне особенно нравился, но мне импонировало то, что он старался произвести впечатление на своих студентов в какой-то немного детской манере. Время от времени мы собирались у него дома. И каждый раз, когда я там бывала, то обнаруживала на его рабочем столе как бы по ошибке забытую там записку, написанную ему знаменитым антропологом Клодом Леви-Строссом. -- Ты не сказ 1000 ала нам как тебя зовут, -- вежливо поинтересовался Джо, мягко дергая меня за рукав. -- Кармен Гебауэр, -- ответила я без колебаний, назвавшись именем одной из подруг детства. Чтобы облегчить дискомфорт и чувство вины от того, что я вновь с такой легкостью сказала неправду, я спросила Джо, не из Аргентины ли он. Получив в ответ удивленное выражение лица, я поспешила добавить, что у него определенно аргентинская интонация в голосе. -- Даже несмотря на то, что внешность у тебя не аргентинская, -- добавила я. -- Я мексиканец, -- ответил он. -- А судя по твоему акценту, ты выросла либо на Кубе, либо в Венесуэле. У меня не было желания продолжать дальше эту линию разговора, и я быстро переменила тему. -- Знаешь ли ты, как мне снова выбраться на тропу? -- спросила я, внезапно озабоченная тем, что мои друзья уже, пожалуй, волнуются. -- Нет, я не знаю, -- признался с детской непосредственностью Джо. -- Но Гумерсиндо Эванс-Притчард знает. Гумерсиндо повел нас через густые заросли вверх по узкой тропинке на другой стороне горы. И вскоре до нас донеслись голоса моих друзей и лай их собаки. Я почувствовала сильное облегчение и в то же время была разочарована и озадачена тем, что ни один из мужчин не попытался выяснить, как меня можно будет найти. -- Я уверен, что мы еще встретимся, -- небрежно бросил Джо на прощание. Гумерсиндо Эванс-Притчард удивил меня тем, что галантно поцеловал мою руку. Он сделал это так естественно и грациозно, что мне даже не пришло в голову над ним посмеяться. -- Это у него в генах, -- пояснил Джо. -- Несмотря на то, что он лишь наполовину англичанин, его изысканность безукоризненна. Он исключительно галантен! Не сказав больше ни слова и не оглядываясь, оба они растворились в тумане. Я очень сомневалась, что когда-нибудь снова их увижу. Переполненная чувством вины за то, что солгала по поводу своего имени, я была готова броситься им вдогонку, но в эту минуту меня едва не повалила на землю собака моих друзей, которая прыгнула на меня, пытаясь лизнуть в лицо.