Ди Трачи Регула Мистерии Исиды

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

ИСТОРИЯ ИСИДЫ И ОСИРИСА В ПЕРЕСКАЗЕ ПЛУТАРХА

Хотя миф об Исиде и Осирисе был широко известен в Древнем Египте, не существует ни одного египетского источника, где содержались бы все подробности этой истории. Единственным достоверным источником считается рассказ знаменитого древнегреческого биографа и мыслителя Плутарха, жившего в I—II вв. н. э. Рассказ «Об Исиде и Осирисе»*,

--------------------
* Русский перевод Н.Н. Трухиной. — Прим. пер.

посвященный жрице Исиды Клее, входит в состав сборника «Моралий», в который включено более восьмидесяти больших и малых работ, посвященных различным вопросам. В приложении приводится небольшая выдержка из труда «Об Исиде и Осирисе».
Просьба принять во внимание, что Плутарх называет Сета Тифоном, Гора — Аруэрисом, а Тота/Тахути — Гермесом.
«А вот и сам миф в пересказе, по возможности, самом кратком, с удалением всего ненужного и лишнего. Говорят, что когда Гелиос узнал о том, что Рея тайно сочеталась с Кроном, он изрек ей проклятие, гласящее, что она не родит ни в какой месяц и ни в какой год. Но Гермес, влюбленный в богиню, сошелся с нею, а потом, играя с луной в шашки, отыграл семнадцатую часть каждого из ее циклов, сложил из них пять дней и приставил их к тремстам шестидесяти; и до сих пор египтяне называют их «вставленными» и «днями рождения богов»*.

---------------------
* Рея и Крон соответствуют Нут и Гебу (небо и земля), Гелиос — Атуму-Ра (солнце). — Прим. пер.

Рассказывают, что в первый день родился Осирис, и в момент его рождения некий голос изрек: владыка всего сущего является на свет. Иные же говорят, что некто Па-мил*,

---------------------
* Происхождение имени Памил неизвестно. Возможно, оно появилось в результате искаженного употребления имени жреца, служителя фаллического культа, или же это древний эпитет Осириса. — Прим. пер.

черпавший воду в Фивах, услышал из святилища Зевса голос, приказавший ему громко провозгласить, что родился великий царь и благодетель — Осирис; за это он якобы стал воспитателем Осириса, которого ему вручил Крон, и в честь его справляют праздник Памилий, напоминающий фаллические процессии.
На второй день родился Аруэрис, которого называют Аполлоном, а некоторые старшим Гором. На третий день на свет явился Тифон, но не вовремя и не должным образом: он выскочил из бока матери, пробив его ударом. На четвертый день во влаге родилась Исида; на пятый — Не-фтида, которую называют Концом и Афродитой, а некоторые — Победой. Миф гласит, что Осирис и Аруэрис произошл от Гелиоса, Исида — от Гермеса, а Тифон и Не-фтида — от Крона. Поэтому цари считали третий из вставленных дней несчастливым, не занимались в это время общественными делами и не заботились о себе до ночи. И рассказывают, что Нефтида стала женою Тифона, а Исида и Осирис, полюбив друг друга, соединились во мраке чрева еще до рождения. Некоторые говорят, что от этого брака и произошел Аруэрис, которого египтяне называют старшим Гором, а эллины — Аполлоном.
Рассказывают, что, воцарившись, Осирис тотчас отвратил египтян от скудного и звероподобного образа жизни, показал им плоды земли и научил чтить богов, а потом он странствовал, подчиняя себе всю землю и совсем не нуждаясь для этого в оружии, ибо большинство людей он склонял на свою сторону, очаровывая их убедительным словом, соединенным с пением и всевозможной музыкой. Поэтому греки отождествляли его с Дионисом.
И говорят, что Тифон в его отсутствие ничего не предпринимал, потому что Исида, обладая всей полнотой власти, старательно стерегла его и наблюдала за ним. По возвращении же Осириса Тифон стал готовить ему западню, втянув в заговор семьдесят Два человека и имея сообщницей эфиопскую царицу по имени Асо. Он тайно измерил тело Осириса, соорудил по мерке саркофаг, прекрасный и чудесно украшенный, и принес его на пир. В то время как это зрелище вызывало восторг и удивление, Тифон как бы в шутку предложил преподнести саркофаг в дар тому, кто уляжется в него по размеру. После того как попробовали все по очереди и ни одному гостю он не пришелся впору, Осирис вступил в гроб и лег. И будто заговорщики подбежали, захлопнули крышку и, заколотив ее снаружи гвоздями, залили горячим свинцом, затащили гроб в реку и пустили в море у Таниса, через устье, которое поэтому и теперь еще египтяне зовут ненавистным и мерзким. Говорят, что это случилось в семнадцатый день месяца Афира*,

--------------------
* 13 ноября. — Прим. пер.

когда солнце пересекает созвездие Скорпиона, в двадцать восьмой год царствования Осириса. Иные же утверждают, что это срок его жизни, а не царствования.
Так как первыми узнали и разгласили это событие паны и сатиры, обитавшие в местности у Хеммиса, то и теперь еще неожиданное смятение и страх толпы называют паникой. Говорят, что Исида, получив весть, тотчас отрезала одну из своих прядей и облачилась в траурное покрывало там, где до сих пор город носит имя Копт*.

------------------------
* Копт — отрезать, причитать. Отрезанная прядь волос греческого траурного обряда. — Прим. пер.

Другие же полагают, что название это означает «утрата», ибо говорят «коптейн» в смысле «утратить».
Рассказывают, что она долго блуждала всюду и никого не подпускала, не задав вопроса; также встретив детей, она спросила их о гробе. Случайно они видели его и назвали устье, через которое друзья Тифона вытолкнули ковчег в море. Поэтому египтяне думают, что дети обладают даром предсказания, и чаще всего ищут у них пророчеств, когда они играют в священных местах и болтают что придется.
Когда Исида узнала, что любящий Осирис по ошибке соединялся с ее сестрой как с ней самой, и увидела доказательства этого в венке из лотоса, который он оставил у Нефтиды, то стала искать дитя, ибо Нефтида, родив, тотчас же удалила его из страха перед Тифоном; ребенок был найден с большим трудом и с помощью собак, которые вели Исиду; она вскормила его, и он, названный Ануби-сом, стал ее защитником и спутником, и говорят, что он сторожил богов, как собаки — людей.
И потом, как рассказывают, она узнала о саркофаге, что море пригнало его к берегу Библоса и прибой осторожно вынес его в заросли вереска. А вереск, в малое время выросши в огромный и прекрасный ствол, объял и охватил его и укрыл в себе. Царь удивился размерам растения и, срубив сердцевину, содержащую невидимый взору гроб, поставил ствол как подпорку для крыши.
Говорят, что Исида, узнав об этом от божественного духа молвы, явилась в Библос, села у источника, смиренная и заплаканная, и не говорила ни с кем, а только приветствовала служанок царицы, ласкала их, заплетала им косы и навевала от себя на их тело удивительный аромат. Лишь только царица увидела служанок, как в ней возникло влечение к незнакомке, волосам и телу, источающему благовоние. За Исидой послали. А когда она прижилась, ее сделали кормилицей царского сына, и говорят, что имя того царя было Малькандр, а царицу одни называют Ас-тартой, другие — Саосис, а третьи — Неманус; эллины же назвали бы ее Атенаидой.
Предание гласит, что Исида выкармливала дитя, вкладывая ему в рот вместо груди палец, а ночью выжигала огнем смертную оболочку его тела; сама же, превращаясь в ласточку, с жалобным криком вилась вокруг колонны — и так до тех пор, пока царица не подстерегла ее и не закричала при виде ребенка в огне, лишив его тем самым бессмертия. Тогда изобличенная богиня выпросила столп из-под кровли; легко освободив его, она расщепила вереск, а потом, закутав его в полотно и умастив миррой, вручила царю и царице; и теперь еще жители Библоса почитают дерево, положенное в святилище Исиды. И рассказывают, что она пала на гроб и возопила так, что младший сын царя тут же умер, а старшего она якобы забрала с собой и, поместив гроб на судно, отплыла. Но так как река Федр перед зарей выпестовала в себе бурный ветер, она разгневалась и иссушила русло.
И вот, в первом же пустынном месте, оставшись наедине с собой, она открыла саркофаг и, припав лицом к лицу, стала целовать и плакать. А когда она заметила ребенка, тихо подошедшего сзади и наблюдавшего это, то оглянулась и бросила на него ужасный и гневный взгляд; мальчик не вынес потрясения и умер. Другие рассказывают по-иному, будто бы ребенок упал в море и что в честь богини ему оказывали почести, якобы он — тот самый Манерос, которого египтяне воспевают на пирах. А некоторые утверждают, что мальчика звали Палестин или Пелузий и что он дал имя городу, основанному богиней. Они заявляют, что Манерос, упоминаемый в песнях, первым изобрел музыку. Третьи говорят, что это не чье-то имя, а выражение, употребляемое в кругу пьющих и пирующих людей: да будет все это к счастью! И якобы, когда египтяне хотят сказать что-либо похожее, они всякий раз восклицают: «Манерос!» Так что несомненно, фигурка покойника в ковчежце, которую им показывают, обнося по кругу, служит не напоминанием о смерти Осириса, как полагают некоторые, но, пуская неприятного сотрапезника, убеждают самих зрителей пользоваться и наслаждаться настоящим, потому что все скоро станут такими же.
И рассказывают, что потом, когда Исида ушла в Бут к сыну Гору, который там воспитывался, и поместила гроб вдали от дороги, Тифон, охотясь при луне, наткнулся на него и, узнав тело, растерзал его на четырнадцать частей и рассеял их. Когда Исида узнала об этом, она отправилась на поиски, переплывая болота на папирусной лодке. По этой причине крокодилы будто бы не трогают плавающих в папирусных челноках, испытывая или страх, или, клянусь Зевсом, почтение перед богиней. И потому якобы в Египте называют много гробниц Осириса, что Исида, отыскивая, хоронила каждый его член. Иные же отрицают это и говорят, что она изготовила статуи и дала их каждо му городу вместо тела Осириса для того, чтобы Тифону, если бы он победил Гора и стал отыскивать истинную гробницу, пришлось отказаться от этого, так как ему называли бы и показывали много могил. Из всех частей тела Осириса Исида не нашла только фаллос, ибо он тотчас упал в реку и им кормились лепидоты, фагры и осетры, которыми гнушаются больше, чем всякой другой рыбой. Исида же, по рассказам, вместо него сделала его изображение и освятила фаллос; в честь него и сейчас египтяне устраивают празднества.
Потом, как гласит предание, Осирис, явившись Гору из Царства Мертвых, тренировал и упражнял его для боя, а затем спросил, что он считает самым прекрасным на свете. Когда тот ответил: отомстить за отца и мать, которым причинили зло. Осирис снова спросил, какое животное кажется ему самым полезным для того, кто идет на битву. Услышав в ответ от Гора «конь», он удивился и стал допытываться, почему конь, а не лев. Тогда Гор сказал, что лев нужен тем, кто нуждается в защите, а конь нужен, чтобы отрезать и уничтожить бегущего врага. Услышав это, Осирис обрадовался, ибо Гор был совсем готов для борьбы.
И рассказывают, что в то время, когда беспрерывно многие переходили на сторону Гора, явилась к нему наложница Тифона Туэрис*

------------------------
* Туэрис — богиня-гиппопотам Таурт. Самки считались благими существами в отличие от самцов — животных Сета. — Прим. пер.

и что змею, которая ее преследовала, убили друзья Гора; и до сих пор в память этого бросают веревку и перерубают ее посередине. Что касается сражения, то оно будто бы продолжалось много дней, и победил Гор. Исида же, получив скованного Тифона, не казнила его, а развязала и отпустила. У Гора не хватило терпения вынести это: он поднял на мать руку и сорвал с головы ее царский венец. Но Гермес увенчал ее рогатым шлемом*.

------------------------
* В египетском мифе Гор обезглавливает мать, после чего Тот приделывает Исиде коровью голову. — Прим. пер.

Затем Тифон предъявил Гору обвинение в незаконнорожденности, но при защите Гермеса Гор был признан богами законным сыном, а Тифон потерпел поражение еще в двух битвах. Осирис же соединился с Исидой после смерти, и она произвела на свет Гарпократа, родившегося преждевременно и имевшего слабые ноги.
Такие же истории рассказывают и о Тифоне: как из зависти и ненависти он совершил ужасные дела и, приведя в расстройство все на свете, наполнил злом всю землю и море и потом понес наказание. А мстительница, сестра и жена Осириса, обуздав и уничтожив бешенство и ярость Тифона, не пренебрегла борьбой и битвами, которые выпали ей на долю, не предала забвению свои скитания и многие деяния мудрости и мужества, а присовокупила к священнейшим мистериям образы, аллегории и памятные знаки перенесенных ею некогда страданий и посвятила их в качестве примера женщинам и мужчинам, которые претерпевают подобные же несчастия. И она, и Осирис за доблесть из добрых демонов были превращены в богов, как позже Геркал и Дионис, и не без основания приняли они почести, равно причитающиеся богам и демонам, и потому имеют власть повсюду, но больше всего — над землей и под землей».

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

РАССКАЗ ПЛУТАРХА О ПРОИСХОЖДЕНИИ КУЛЬТА САРАПИСА

Нижеследующий отрывок взят из сборника «Моралий» Плутарха.
«Говорят, что Сарапис — не кто иной, как Плутон, а Исида — Персефона, так утверждает Архемах с Евбеи, понтиец же Гераклид*

------------------
* Ученик Платона, автор нескольких исторических сочинений. — Прим. пер.

считает, что оракул в Канопе принадлежит Плутону.
А Птолемею Сотеру*

------------------------------
* Птолемею Сотеру (305—283 гг. до н. э.) приписывают учреждение государственного культа Сараписа. — Прим. пер.

приснился колосс Плутона в Синопе, хотя царь его не знал и никогда не видел, каков его облик; и приказал доставить колосс его как можно скорее в Александрию. Ничего не ведая о нем и раздумывая, где бы он мог находиться, царь описал видение друзьям, и нашелся один путешественник, Сосибий, заявивший, что видел в Синопе точно такой же колосс, какой привиделся царю. И вот, царь отправляет в путь Сотелия и Дионисия, которые, потратив много времени, с трудом и не без божественного содействия похитили и увезли статую. Когда она бьша доставлена и выставлена для обозрения, то товарищи эксегета Тимофея и Манефона Себенитского рассудили, что это изваяние Плутона, судя по церберу и змее; Птолемея же они убеждают, что оно не принадлежит никакому иному богу, кроме Сараписа.
Итак, под этим именем статуя прибыла не оттуда, где она находилась, но, будучи помещенной в Александрии, получила египетское имя Плутона — Сарапис. И конечно, изречение философа Гераклита — «одно и то же Гадес и Дионис, для которого безумствуют и празднуют Линей» — склоняет нас к такому же мнению. А те, кто полагает, что Гадесом называется тело, ибо душа в нем как бы пьяна и безумна, — те прибегают к жалким аллегориям. Наиболее правильно отождествлять Осириса с Дионисом, а Сараписа — с тем Осирисом, который получил это имя, когда переменил естество. Поэтому Сарапис стал сопричастным всем людям, как то известно об Осирисе каждому, кто связан с храмовым служением.
С другой стороны, не стоит обращать внимания на сочинения фригийцев, в которых говорится, что Сарапис был сыном Харопы, дочери Геракла, а Тифон — сыном Эака и внуком Геракла. Достоин презрения и Филарх, писавший, будто Дионис первым привел из Индии в Египет двух быков и одного из них якобы звали Апис, а другого — Осирис. Сарапис же якобы — имя того, кто все упорядочивает, происходящее от «сайрейн», слова, которое иные толкуют как «украшать» и «упорядочивать».
Все, что у Филарха — бессмыслица, но еще большая бессмыслица у тех, кто говорит, что Сарапис не бог, а названный этим именем саркофаг Аписа, и что есть в Мемфисе некие медные врата, называемые вратами Забвения и Плача. Они открываются всякий раз, как хоронят Аписа, издавая при этом тягостный и резкий звук. Поэтому якобы, когда звучит любая медная вещь, нас охватывает волнение. Умереннее те, кто утверждает, что имя происходит от «сэбестай» и «сустай» и, так или иначе, обозначает движение всего сущего. Большинство же жрецов говорят, будто Апис и Осирис — одно, поучая и наставляя нас, что надо считать Аписа воплощенным образом души Осириса. Я со своей стороны полагаю, что если имя Сарапис — египетское, то оно означает «радость» и «веселье», и основываюсь на том, что веселые праздники египтяне называют сайрами».

ПРИЛОЖЕНИЕ 3

РАССКАЗ АПУЛЕЯ О ПРАЗДНИКЕ PLOIAPHESIA

Это практически единственное полное описание одного из ритуалов Исиды, исполнявшегося в греко-римскую эпоху. Выдержка из «Метаморфоз», книги XI, в переводе М. Кузмина.
«Вот появляются первые участники величественной процессии, каждый прекрасно разодетый по своему вкусу и выбору. Один с военным поясом изображал солдата; иного, подобранный кверху плащ, сандалии и рогатина превратили в охотника; другой в позолоченных туфлях, в шелковом платье, драгоценных уборах, с заплетенными в косы волосами плавной походкой подражал женщине. Дальше в поножах, в шлеме, со щитом и мечом кто-то выступает, будто только что вернулся с гладиаторского состязания; был и такой, что в пурпурной одежде, с ликторскими связками, играл роль должностного лица, и такой, что корчил из себя философа в широком плаще, плетеных сандалиях, с посохом и козлиной бородкой; были здесь и птицелов, и рыбак — оба с тростинками: у одного они смазаны клеем, у другого с крючками на конце. Тут же и ручную медведицу, на носилках сидевшую, несли, как почтенную матрону, и обезьяна в матерчатом колпаке и фригийском платье шафранового цвета, протягивая золотой кубок, изображала пастуха Ганимеда; шел и осел с приклеенными крыльями рядом с дряхлым стариком, сразу скажешь — вот Беллерофонт, а вот Пегас, впрочем, оба одинаково возбуждали хохот.
В то время как забавные эти маски переходили с места на место, развлекая народ, уже двинулось и специальное шествие богини-спасительницы. Женщины, блистая белоснежными одеждами, радуя взгляд разнообразными уборами, украшенные весенними венками, одни из подола цветочками усыпали путь, по которому шествовала священная процессия, у других за спинами были повешены блестящие зеркала, чтобы богине был виден весь священный поезд позади нее; некоторые, держа гребни из слоновой кости, движением рук и сгибанием пальцев делали вид, будто расчесывают и прибирают волосы владычице; были и такие, что дивным бальзамом и другими благовониями окропляли улицы. Тут же большая толпа людей обоего пола с фонарями, факелами, свечами и всякого рода искусственными светильниками в руках прославляла источник сияния небесных звезд.
Свирели и флейты, звуча сладчайшими мелодиями, создавали очаровательную музыку. За музыкантами — прелестный хор избранных юношей, в сверкающих белизною роскошных одеждах, повторял строфы прекрасной песни, слова и мелодию которой сочинил благоволением Камеи искусный поэт; песнопение это заключало в себе между прочим зачин более величественного гимна с молитвами и обетами. Шли и флейтисты, посвященные великому Сарапису, и на своих изогнутых трубах, поднимавшихся вверх, к правому уху, исполняли по нескольку раз напевы, принятые в храме их бога. Затем шло множество прислужников, возвещавших, что надо очистить путь для священного шествия.
Здесь движется толпа посвященных в таинства — мужчины и женщины различного положения и возраста, одетые в сверкающие льняные одежды белого цвета; у женщин умащенные волосы покрыты прозрачными покрывалами, у мужчин блестят гладко выбритые головы; земные светила великой религии, они потрясают медными, серебряными и даже золотыми систрами, извлекая из них пронзительный звон. Наконец, высшие служители таинств, в своих узких белых льняных одеждах, подпоясанных у груди и ниспадающих до самых пят, несут знаки достоинства могущественнейших божеств.
Первый держал лампу, горевшую ярким светом и нисколько не похожую на наши лампы, что зажигают на вечерних трапезах — это была золотая лодка с отверстием посередине, через которое выходил очень широкий язык пламени. Второй был одет так же, как первый, но в каждой руке нес он по алтарю, называемому «помощником» — это имя дал им быстро приходящий на помощь промысел верховной богини. За ним шел третий, неся пальмовую ветвь с листьями, сделанными из тонкого золота, а также Меркуриев кадуцей*.

---------------------
* Кадуцей — в мифологии обвитый двумя змеями магический жезл, атрибут Гермеса-Меркурия. — Прим. ред.

Четвертый показывал символ справедливости в виде левой руки с протянутой ладонью — она слаба от природы, ни хитростью, ни ловкостью не одарена и потому скорее, чем правая, может олицетворять справедливость; он же нес и закруглявшийся, наподобие сосца, золотой сосудик, из которого совершал возлияние молоком. У пятого — золотая веялка, наполненная лавровыми веточками; последний нес амфору.
Вскоре показалась и процессия богов, соблаговоливших воспользоваться человеческими ногами для передвижения. Вот наводящий ужас посредник между земным и небесным миром, с величественным ликом, то темным, то золотым, высоко возносит свою голову Анубис, в левой руке держа кадуцей, правой потрясая зеленой пальмовой ветвью. Сразу же вслед за ним — корова, ставшая на дыбы, воплощенное плодородие всеродительницы богини; неся ее на плечах, один из священнослужителей легко и красиво выступал под блаженной ношей. Другой нес закрытый ларец, заключавший в себе нерушимую тайну великого учения. Третий на свое счастливое лоно принял почитаемое изображение верховного божества; оно было не похоже ни на домашнее животное, ни на птицу, ни на дикого зверя, ни даже на самого человека; но, по мудрому замыслу самой необычностью своей, возбуждая почтение — лишь сущность неизреченная высочайшей веры, сокрытая в глубоком молчании. Сделано оно было из ярко блестящего золота следующим образом — это была искусно выгнутая урна с круглым дном, снаружи украшенная дивными египетскими изображениями, над отверстием ее подымалось не очень высокое горлышко, с длинным, далеко выступавшим носиком, а с другой стороны была приделана широкая ручка, на которой свернулась в клубок змея, раздувая поднятую вверх чешуйчатую шею, покрытую морщинами.
И вот, подходит миг свершения обещанных мне всемилостивейшей богиней благодеяний, приближается жрец, несущий мне назначенное судьбою спасение, держа в правой руке, точь-в-точь как гласило божественное обещание, прекрасный систр для богини и для меня венок, — венок, клянусь Геркулесом, заслуженный; ведь, вытерпев столько тяжких страданий, подвергнувшись стольким опасностям, я теперь, с соизволения великого божества, в борьбе с жестокой судьбой выходил победителем. Но, несмотря на охватившую меня внезапную радость, я не бросаюсь со всех ног, боясь, как бы неожиданное появление четвероногого животного не нарушило чинности священнодействия, а тихо, медленно, подражая человеческой походке, бочком, через, расступившуюся, конечно, не без божеской воли, толпу, мало-помалу пробираюсь.
Жрец же, предупрежденный, как я мог убедиться на деле, ночным откровением, и удивленный, как все в точности совпадает с поручением, которое он получил, тотчас остановился и протянул правую руку с венком к самому моему рту. Тут я, трепеща, с сильно бьющимся сердцем, венок, сверкающий вплетенными в него прекрасными розами, жадно хватаю губами и пожираю, стремясь к исполнению обещанного.
Не обмануло божественное предсказание — тут же спадает с меня безобразная личина животного, прежде всего исчезает грязная, свалявшаяся шерсть, толстая шкура становится тоньше, огромный живот уменьшается, на ступнях ног копыта разделяются на отдельные пальцы, руки перестают быть ногами, поднимаются для исполнения своих высоких обязанностей, длинная шея укорачивается, пасть и голова округляются, огромные уши принимают прежние размеры, зубы, напоминающие камни, снова становятся небольшими, и хвост, который доставлял мне больше всего мучений, исчезает без следа! Народ удивляется, люди благочестивые преклоняются при столь очевидном доказательстве великого могущества верховного божества, подобном чудесному сновидению, и при виде быстрого превращения громогласно и единодушно, воздев руки к небу, свидетельствуют об этой столь славной милости богини.
А я, остолбенев от немалого изумления, стоял неподвижно и молча, не зная, от переполнившей мою душу неожиданной и великой радости, с чего лучше всего начать, откуда подступить к звукам, сделавшимся мне непривычными, как удачнее всего воспользоваться первыми плодами возвращенного мне дара речи, какими словами и выражениями поблагодарить богиню за ее благодеяние. Но жрец, очевидно свыше извещенный обо всех моих несчастьях с самого начала, хотя и сам был потрясен великим чудом, знаком приказывает, чтобы прежде всего дали мне льняную одежду для прикрытия, потому что, как спала с меня зловещая ослиная оболочка, так я и стоял, тесно сжав бедра, и сплетенными руками скрывая, насколько мог, наготу свою естественной завесой. Один из почитателей святыни тотчас же снял с себя верхнюю тунику и быстро набросил на меня. Тогда жрец, ласково глядя на меня и, Геркулесом клянусь, божественным проникнутый изумлением, так начинает:
— Вот, Луций, после стольких всевозможных страданий, после великих гроз, воздвигнутых Судьбой, пережив величайшие бури, достиг, наконец, ты спокойных пристаней Отдохновения, алтарей Милосердия. Не пошло тебе впрок ни происхождение, ни положение, ни даже сама образованность, которая тебя отличает, потому что, сделавшись по страстности своего молодого возраста рабом сладострастия, ты получил роковое возмездие за несчастное твое любопытство. Но все же слепая Судьба, злобно терзая тебя и подвергая самым страшным опасностям, сама того не зная, привела тебя к сегодняшнему блаженству. Пусть же идет она и пышет неистовой яростью, придется ей искать для своей жестокости другой жертвы. Ведь над теми, кого величие нашей богини призвало посвятить жизнь служению ей, не имеет власти губительная случайность. Разбойники, дикие звери, рабство, тяжкие пути и скитания без конца, ежедневное ожидание смерти — чего достигла всем этим свирепая Судьба?
Вот тебя приняла под свое покровительство другая Судьба, но уже зрячая, свет сиянья которой озаряет даже остальных богов. Пусть же радость отразится на твоем лице в соответствии с праздничной этой одеждой. Ликуя, присоедини свой шаг к шествию богини-спасительницы. Пусть видят безбожники, пусть видят и сознают свое заблуждение — вот, избавленный от прежних невзгод, радующийся промыслу великой Исиды, Луций празднует победу над своей судьбой! Но чтобы защититься еще надежнее и крепче, запишись в святое это воинство (веление принять такую присягу прозвучало для тебя недавно), посвяти себя уже отныне нашему служению и наложи на себя ярмо добровольного подчинения. Начав служить богине, насладишься ты в полной мере великим плодом своей свободы.
Провещав таким образом, почтенный жрец, с трудом переводя дыхание, умолк. Я же, присоединившись к священным рядам, двинулся вслед за святыней. Всем гражданам я стал известен, сделался предметом всеобщего внимания, на меня указывали пальцами, кивали головой, и весь народ переговаривался: вот тот, кого царственная воля всемогущей богини сегодня вернула к человеческому образу. Клянусь Геркулесом, счастлив он и трижды блажен: несомненно, незапятнанностью предшествовавшей жизни и верою заслужил он такое преславное покровительство свыше, так что сейчас же после второго, до некоторой степени, рождения вступает он на путь священного служения.
Среди подобных восклицаний, среди праздничных пожеланий и молитв толпы, мало-помалу подвигаясь, приближаемся мы к морскому берегу и доходим как раз до того места, где накануне лежал я в образе осла. Расставили там в должном порядке священные изображения богов, и верховный жрец, произнеся пречистыми устами священнейшие молитвы, горящим факелом, яйцом и серой очищает высшим очищением корабль, искусно сделанный и со всех сторон удивительными рисунками на египетский лад пестро расписанный, и посвящает богине этот жертвенный дар.
На сверкающем парусе счастливого судна вытканы золотом буквы, которые складывались в пожелание удачных плаваний в пору новых выходов в море. Мачтой была круглая сосна, блестящая, с превосходным тоцом, так что смотреть было приятно; корма, выгнутая в виде гусиной шеи и покрытая листовым золотом, ярко блестела, и корпус, весь из светлой полированной туи, радовал взор. Тут вся толпа, как посвященные, так и непосвященные, наперебой подносят корзины с ароматными травами и другими дарами, над водами совершают возлияния молочной похлебкой; наконец, когда корабль наполнен был щедрыми приношениями и сулящими счастье пожертвованиями, обрезают якорные канаты и, предоставив судно попутному и спокойному ветру, пускают в море. Когда оно было уже на таком расстоянии, что почти скрылось из наших глаз, носильщики снова взяли священные предметы, которые они принесли, и, по-прежнему образуя великолепную процессию, быстрым шагом возвращаются к храму.
Когда мы приблизились к храму, великий жрец, носильщики священных изображений и те, что ранее уже были посвящены в высоко почитаемые таинства, войдя в святилище богини, расположили там в нужном порядке изображения, казавшиеся одушевленными. Тут один из них, которого все называли писцом, стоя против дверей, созвал пастофоров — так именовалась эта святейшая коллегия — как будто на собрание, и, взойдя на возвышение подле тех же дверей, стал читать по книге написанные в ней молитвы о благоденствии императора, почтенного сената, всадников и всего народа римского, о кораблях и корабельщиках, обо всем, что подвластно нашей державе, закончив чтение по греческому обряду греческим возгласом... В ответ раздались крики народа, выражавшие пожелание, чтобы слова эти принесли всем удачу. Исполненные радости граждане, держа в руках ветви священных деревьев и веночки, поцеловав ступни серебряной статуи богини, стоявшей на храмовой лестнице, отправились по домам. Я же не мог решиться ни на шаг отойти от этого места и, не спуская глаз с изображения богини, перебирал в памяти испытанные мною бедствия».

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Когда эта книга была уже подписана в печать, я получила возможность ознакомиться с гимнами Исиды из Филы в переводе Зебке-ра. Если бы я раньше изучила этот источник, то эта глава выглядела бы совсем по-другому. Для углубленного знакомства и более подробного описания Исиды как богини войны я советую читателям обратиться к книге «Гимны Исиде в ее храме в Филе» Людовика В. Зебкера, опубликованной университетом Новой Англии в Лондоне и Ганновере.
Довольно интересно, что гимны Исиде в храме Филы — на мирном прекрасном острове, разделяющем воды Нила, — показывают ее в наиболее воинственном аспекте, по определению Зебкера. Причем эта воинственность выражается не только в словах; на одной панели из храма в Филе Исида потрясает кривой саблей. В гимне № 5 показано, как она намеревалась использовать это оружие:

... (Исида)
Нападающая на могучие племена,
Мощнее мощных, сильнее сильных,
Сметающая тысячи, (она) отсекает (им) головы,
Ужасная в гневе, поражает врагов.

Титулы, обнаруженные в надписях из Филы, Асуана и Абидоса, тоже подчеркивают пламенный и воинственный характер Исиды:

Исида, идущая впереди армий,
Исида, что сильнее тысяч солдат,
Владычица пламени, поражающая мятежников,
Повелительница битв,
(Та), кто билась на реке Двух Земель и ниспровергла
(своих врагов).

Особую роль Филы в качестве хранилища текстов, где Исида описывается в ее воинственном аспекте, будет проще осознать, если принять во внимание, что Фила была пограничным аванпостом, храмом богини на дальних окраинах Древнего Египта. Есть некоторые свидетельства в пользу того, что пилон Птолемея IV в Филе предназначался в качестве действующего магического барьера от агрессии со стороны неспокойного Юга. Стоит также упомянуть о том, что основателем храма в Филе был Нехенеб, последний фараон из коренных жителей Египта, хорошо понимавший, как непрочен мир в его империи.
Наверное, можно считать маленьким чудом тот факт, что культ Исиды сохранял свою силу здесь еще долго после того, как другие храмы были закрыты. Даже христианское владычество было сравнительно коротким: остров находился под безраздельным контролем христиан лишь с 575 г. (по некоторым источникам, с 595 г.) по 641 г., когда он был захвачен в ходе мусульманского вторжения. Затопленный при строительстве Асуанской плотины, он снова появился на свет, благодаря чудесам современной технологии и удивительно дружному международному сотрудничеству — разве не ясно, под чьей эгидой это происходило? Исида вернула свое святилище, хотя ей пришлось поднимать его из глубоких вод, как при сотворении мира по древнеегипетскому мифу, когда Курган Творения поднялся из первозданных вод хаоса.
Символика тоже представляет определенный интерес: остров Биг-гех был территорией Осириса, где в своей пассивной форме он каждые десять дней ожидал визитов Исиды, приносившей ему дары. Остров Биггех, разделявшийся на две половины во время нильских разливов, тоже имел храм Исиды, возможно, предназначенный для ее регулярных «визитов». Храм Исиды в Филе ныне стоит на острове Биггех — Исида и Осирис снова вместе. Может быть, он тоже восстал из вод Нижнего Мира?

2 Медицинские препараты под именем Исиды производятся до сих пор, в частности, калифорнийской компанией «Isis Pharmaceuticals Inc.» в Карлсбаде. В статье «Сан-Диего Юнион Трибюн» от 30 апреля 1994 года говорится, что «представители «Isis Pharmaceuticals Inc.» на этой неделе сообщили о первых положительных результатах нового типа препарата, который борется с болезнью на клеточном уровне». В ходе предварительного эксперимента было установлено, что этот препарат может останавливать развитие специфической болезни, вызывающей слепоту у больных СПИДом и других людей с ослабленной иммунной системой.
Из карлсбадской лаборатории сообщают, что препарат «Исида-2922» в средних и больших дозах смог остановить развитие цитомега-ловирусного ретинита у всех пациентов, за исключением одного.
«Мы уверены, что положительная реакция возникла в результате применения препарата "Исида-2922"», — сказал доктор Дэниел Киснер.
Как можно понять, название компании вовсе не означает, что ученые или врачи являются почитателями Исиды. Однако древние врачи верили в целительную силу ее имени, и это совпадение (возможно, неумышленное) можно рассматривать как интересный пример продолжения традиции наименования лекарственных средств в честь богини.